рабочей куртке строителя и, заняв столик напротив, заказал двойной гамбургер, после чего попросил Джонса включить громкость подвешенному в углу у потолка телевизору, по которому в этот момент крутились кадры серьёзных беспорядков, происходящих в США.
– Снова у них неспокойно, – закачал головой Джонс, поддавая звука старому телевизору.
– В новостях не говорят, но люди болтают, будто за канадской стеной начал распространяться какой-то странный вирус, – прохрипел в ответ посетитель. – Ну б его на фиг. Хорошо, что у нас есть эта непробиваемая стена, да, Джо?
– Вчера в новостях крутили какую-то белиберду про то, что не только русские пытаются вывести вакцину от всех вирусов. Говорят, будто наши учёные в этом вопросе тоже далеко продвинулись.
– И ты веришь этой демагогии?
– Я верю только людям, входящим в состав моей семьи. А моя сестра, две последние недели отдыхавшая в Сан-Франциско, говорит, будто у наших беспокойных соседей и вправду какая-то эпидемия завелась – с завтрашнего дня они закрывают все свои аэропорты. Она успела купить последний билет на сегодняшний рейс, а так бы неизвестно когда смогла бы вернуться в Канаду.
– И зачем она вообще выбиралась за стену в такие беспокойные времена, да еще и в США?
– Ну, знаешь, у нас там половина родственников живёт, отец-то наш родом из США.
– У тебя умный отец, раз переехал в Канаду.
– А-то! Я с сестрой еще даже не родились, когда он с матерью перебрались в этот благоухающий уголок земного шара. Старику на днях исполнится восемьдесят, ему бы о спокойствии думать, а он только и говорит, что об этом вирусе за стеной…
Положив на стол двадцатку и поверх нее сыпанув пригоршню мелочи в качестве чаевых, под громкий шум кадров с горящими автомобилями и протестующими людьми в США, я вышла из кафетерия и, остановившись напротив своей машины и провернув на пальце отдающий прохладой брелок автомобильных ключей, непроизвольно осмотрелась по сторонам. В провинции Канады царило кажущееся обыкновенным спокойствие, но вдруг оно показалось мне не таким, каким являлось обычно. В воздухе как будто разлилось и теперь отчётливо витало невидимое напряжение. Разве в этот час на улицах не больше людей? Где все велосипедисты, любители утренних пробежек, в конце концов, собачники и молодые родители с колясками, которых в нашем городе пруд пруди? В парк напротив входят только две старушки, у супермаркета справа через дорогу забита парковка, но также нет ни души, на перекрестке стоит всего трое подростков – и на этом всё. Хм… Как-то действительно напряженно. Тихо… Но, пожалуй, подумаю об этом, когда хорошенько просплюсь.
Уже спустя десять минут оказавшись в своей съемной квартире, я почти ощутила, как с моих плеч спало неестественное напряжение. В эту квартиру я переехала чуть больше года назад: двухкомнатная, на первом этаже, с выходом в личный садик, она обходится мне в тридцать пять процентов моей заработной платы. Дорогое удовольствие, но стоящее своей цены: квартира с хорошим ремонтом, в новом доме, новая мебель и утопающий в цветущей зелени садик, за которым я слежу в счет десяти процентов от арендной платы.
Полив голубые, розовые и белые кусты гортензий, пышущие буйными цветами и ярко выраженными ароматами, под припекающими лучами солнца я окончательно расслабилась и забыла о переживании. Закончив с лёгким поливом сада, я быстро ополоснулась под прохладным душем и с удовольствием завалилась в чистую постель. Прикроватные часы показывали 10:35. Я поставила будильник на 18:00.
Глава 5
Псевдосвидание с ботаником из ЦТНП было заведомо провальной идеей, так что я не удивилась тому, что ровно в двадцать один ноль-ноль я была в баре “Апельсин”, а Винсента Санчеса в нём всё ещё не было. Впрочем, он опоздал не намного – всего на четыре минуты, – и сразу же нашёл меня сидящей за предпоследним столиком в самом тёмном углу заведения. Был бы свободен самый последний столик, находящийся за ширмой, расположенной за моей спиной, я бы заняла его, но когда я пришла, на том месте сидела пара влюблённых подростков, которая ушла только после того, как Винсент опустился на диванчик напротив меня. Парень выглядел неважно: под глазами залегли тени, на лбу проступила испарина, тёмно-оливковая кожа как будто побледнела.
К нам подошёл официант – темноволосый парень лет тридцати, симпатичный на лицо и спортивного телосложения. Он поинтересовался у нас, готовы ли мы сделать заказ. Я заказала себе пиво, Винсент заказал себе воды, на что официант отреагировал кривой ухмылочкой, в мгновение ока лишившей его в моих глазах всей его холеной симпатичности. В этот же момент мимо нашего стола, к столику за ширмой позади меня, прошло двое мужчин, которые мгновенно перетянули на себя моё внимание и внимание официанта, последовавшего за ними. Я знала их: Сомерсет Гриффин и Тимоти Линклетер – первому лет сорок, второму лет тридцать пять. Их имена я знаю только по одной причине: они оба – ведущие учёные ЦТНП! Вот ведь!.. Только этого не хватало. Терпеть не могу сплетни… Но они, как будто, не заметили нашего присутствия.
Я бросила взгляд на Винсента, желая понять, заметил ли он, что его начальство только что расположилось за ширмой позади меня, но неожиданно вместо беспокойства прочла на лице парня выражение физической боли.
– У тебя всё в порядке? – откровенно напряжённым тоном поинтересовалась я, заранее зная ответ – у него точно не всё в порядке.
– Кажется, креветки…
– Какие ещё креветки? – не поняла я, сразу же вспомнив, что он заказал только воду.
– У нашего лаборанта был последний рабочий день… Мы решили проводить его… Было заказано много креветок на обед… Видимо, я сильно переел… Прошу прощения, мне нужно отлучиться…
Прежде чем парень успел договорить свою путанную историю, он уже спешил в сторону уборной. Я почти испытала испанский стыд от произошедшего: я, конечно, знала, что всё будет плохо, но чтобы настолько…
За столиком позади озвучили заказ: два двойных виски. По голосам заказывающих стало резко понятно, что они оба уже изрядно пьяны.
Заказы оформили быстро: уже спустя минуту на наш столик были поставлены пиво и вода, а на столик позади – два двойных виски. Стоило официантке ретироваться из нашего тёмного угла, как Линклетер заговорил весьма обеспокоенным, заметно пьяным тоном, и достаточно громко, чтобы его слова могла расслышать сидящая по другую сторону ширмы я, но не могли бы расслышать люди, расположившиеся дальше:
– Но это же слишком опасно!
– Не опаснее, чем Большой адронный коллайдер: один промах – и человечества больше нет, – резко-уверенным и не менее пьяным тоном отозвался Гриффин. – Но мы – учёные, а это значит, что мы не можем бояться ошибок. Грядёт новый мир, и наша великая страна должна быть готова к нему.
