заглянуть к Эвину Файвлендору.
По ступенькам поднималась долго. Сопротивлялась собственной нерешительности. Воспитание требовало хотя бы извиниться перед ним, но умом я понимала, что словами уже ничего не исправить. Мы с Гилли вторглись на его частную собственность, где не только совершили кражу яблок, но и на всю оставшуюся жизнь оставили жуткие воспоминания распластавшегося посреди сада окровавленного трупа. Хоть все и устоялось, но Эвин Файвлендор был в праве не прощать меня.
— Мнительность на пороге храма, — заговорил он со мной, едва я появилась в дверях, — явление распространенное.
Я медленно повернула голову. Эвин Файвлендор стоял в стороне, лицом обратившись к каменным и деревянным фигуркам божков, выставленным на пьедестале в окружении свечей. Лавки прихожан были сдвинуты к стенам, а пол в молельне блестел от влаги после уборки.
Закончив бормотать молитву, Эвин Файвлендор приложил ладони к груди, на секунду склонил голову и, выдохнув, переключился на меня. Он совсем не изменился. Ничуть не состарился. Будто черпал силы из своих молитв. Такой же подтянутый, причесанный, выбритый. С глубокими серыми глазами, широким ртом и немного торчащими ушами.
— Проходи, Стейша Корнс.
Я прошлась взглядом по его расшитому рунами балахону и ответила:
— Я ненадолго. Меня ждут.
Эвин Файвлендор подошел к дверям, выглянул на крыльцо, где развалился Тим, и улыбнулся.
— Уверен, у твоего друга похвальное терпение.
Я обратила внимание на браслет на руке мужчины и в горечи скривила губы. Если бы в тот день Гилли не выкрал его, Эвин Файвлендор не задержался бы в молельне, мы не попали бы в его сад, и на нас никто бы не напал.
Пройдя в центр, я вспомнила, как мы с Гилли переглядывались на песнопениях, молясь только о том, чтобы все поскорее закончилось и мы рванули играть. Его семья обычно стояла в третьем ряду справа, а моя — в пятом слева. Ему постоянно приходилось оборачиваться, за что он получал подзатыльники от родителей, но не исправлялся.
— Извините, я не знаю, что сказать, — наконец заговорила я.
— В храм приходят и просто помолчать, — произнес Эвин Файвлендор, встав рядом со мной. — Ты была на кладбище, ведь так?
— Откуда вы знаете?
— Грязь на твоей обуви кладбищенская.
Я опустила лицо, и мне стало стыдно, что я оставила следы на полу.
— Ты должна прекратить терзать себя, Стейша Корнс. Жизнь одна. Если будешь зацикливаться на прошлом, не заметишь, как она пролетит.
— Гилли сделал меня смелой и упрямой. Я испугалась лишь раз, и это стоило ему жизни. Больше я не побегу от проблем. Я виновата перед вами, и уже ничего не изменить. Но оборотень, отнявший жизнь моего друга, понесет наказание.
Пошарив рукой в глубоком кармане своего балахона, Эвин Файвлендор вынул наливное яблоко и протянул мне.
— Иногда нужно примириться с прошлым, почерпнув из него опыт и довольствуясь приятными воспоминаниями.
— Я больше не ем яблоки, — ответила я, не притронувшись к фрукту. — Спасибо. Господин Файвлендор, я знаю, что вы свято храните тайну исповеди. Я могу пытать вас, но вы не признаетесь, были ли у убийства Гилли свидетели. Возможно, вы даже знаете, кто это сделал. Если этот монстр кто-то из жителей нашей деревни или округи и он придет к вам, передайте ему, что рано или поздно я до него доберусь.
— Если бы ко мне на исповедь пришел убийца, я выдал бы его Оливеру Ноксу, — ответил он, приковав к себе мой озадаченный взгляд. — Стейша, я знаю, что ты маловерующая, а в Школе Охотников и вовсе отвергают религии. Ты не прислушаешься к моему совету, но я обязан его дать. Не гонись за призраками. Оставь это дело. Ни Гилли, ни его семья в поиске того оборотня не нуждаются. Ты правильно сказала, уже ничего не изменить.
— Я не верю, что Рэйгел Эккер спит спокойно. Где-то там на свободе убийца ее сына. Кодекс Охотника нетерпим к подобным преступлениям.
— Так спроси Рэйгел, чего она хочет. Ты хорошая девушка, Стейша. Я уверен, будешь отличной охотницей. Только у нас некого ловить. Здесь у тебя одна судьба — разочарование. Если хочешь большого будущего, то уезжай по распределению. В городах полно свирепых чудовищ, ожидающих кары.
— Я все равно доведу это дело до конца, — сказала я на прощание и пошла на выход, но у дверей задержалась. — Господин Файвлендор, а что вы знаете об Эверсонах? Сегодня я встретила Даймона и Яна. Они проговорились, что посещают песнопения.
— Их направили к нам два года назад. Спокойные, миролюбивые, верующие. Мать Яна давно умерла. Даймон воспитывал сына в одиночку. Парень частенько бывает в деревне. Ты с ним еще встретишься.
— Они не показались вам подозрительными?
— Стейша, подумай о своем поведении. Можешь ли ты показаться им подозрительной? Кто вызвал бы у тебя больше вопросов: одинокая вооруженная девушка, гуляющая по кладбищу в компании взрослого белого льва, или смотрители-лесничие, делающие свою работу? Тебя учили ко всем относиться с особой осторожностью, но ты впадаешь в крайность. Ян Эверсон приятный парень. Настоятельно рекомендую с ним подружиться.
— Благодарю за информацию. Теперь я буду вдвойне осторожной с ними, — ответила я и вышла.
Надев на Тима шлейку, повела его домой.
Еще во дворе я услышала громкие голоса на кухне. Отец все-таки собрал у нас гостей и всячески развлекал разговорами. Мама наверняка крутилась вокруг стола, успевая подливать в рюмки и менять тарелки.
Тяжело вздохнув, я отвела Тима в сарай, дала ему воды и потрепала за ухом.
— Не шали тут, — попросила, прежде чем запереть его.
Войдя в дом, разулась и сняла куртку на веранде, убрала нож, поправила волосы и изволила уделить внимание гостям.
Ферммары всей своей семьей заняли каждый имеющийся в доме стул. Дети у них подросли, и я уже не различала их. Зато безошибочно поняла, кто племянник. Одного его оценивающего взгляда было достаточно. Он будто корову выбирал, а не невесту. И я показалась ему не самым лучшим товаром. Непокрытая голова, брюки, дерзость в глазах. Не такой меня описывал отец. Собственно, он-то и был в большей ярости, чем гости.
Подскочив с места, кинулся ко мне, схватил за руку и уволок в комнату.
— Ты что себе позволяешь, девка?! Я разве не предупреждал, что сегодня придут гости?! Ты где бродила?! Почему в таком виде?!
— Я была в молельне, — ответила я четко, не отводя глаз от отцовского лица. Выдернула руку из его хватки и заявила: — Не смей делать мне больно. Я не коза, чтобы продавать меня. Я твоя дочь.
— Этот молодой человек из уважаемой семьи. Для нас большая
