В голове у меня мигом созрел план, и я пулей сорвался с места. Деревушка оказалась крохотной, и очень скоро я перебудил всех жителей. «Помогите добрым горожанам и селянам! — надрывался я. — На помощь, добрые пастухи!»
— Да сядь же ты на место, Гусперо! Вот-вот сверзишься с табуретки.
— А потом я завопил, уже изо всей мочи: «Во имя Господа, помогите ближним, и тем самым поможете себе!» Жители сбежались на клич, разило от них навозом и пылью; и я им растолковал, что везу из Лондона хирурга, настоящего волшебника, прямо-таки чудотворца. Направляется он в Бристоль, дабы пресечь в корне вспышку изнурительной лихорадки, прежде чем болезнь, предостерег я, «проберется ночью в ваши постели». Близость опасной болезни испугала сбежавшихся больше, чем стадо их гусей переполошило бы появление лисицы — и едва я успел пригубить кружку эля, как нужные колеса были мне уже доставлены. «Коли угодно вашей милости, — тараторили селяне, — возьмите с собой в дорогу и наш напиток». Моей милости это было угодно — и мы веселой гурьбой зашагали к опрокинутой повозке. «Не говорите ни слова, — шепнул я мистеру Мильтону. — Все улажено».
Вскоре дорожные сборы были завершены, однако трогаться было слишком поздно. Мы уселись у костра, который Уэлкин разложил из сушняка, и устроили ужин, запивая хлеб элем: этим снабдили нас жители деревушки. Я сообщил мистеру Мильтону о его новой славе хирурга, но он в ответ пробормотал что-то невнятное. «Что вы сказали, сэр?» — «У тебя, вижу, ум в проворстве не уступит пяткам». — «Смекалка у меня гибкая, как у философа, сэр. А еще я умею стоять столбом и насвистывать». — «Ну-ка, насвисти какую-нибудь мелодию».
— Я помнил припев «Лондонских фиалок», и мистер Мильтон кивал головой в такт. Ты знаешь эту песенку, Кейт? Ладно, я спою ее тебе вечером, когда ляжем спать.
— Не мели языком, Гус.
— Наутро я проснулся при первых лучах солнца, как раз когда Уэлкин запрягал лошадей. Мистер Мильтон, протерев лицо льняной салфеткой, предложил Пирсу Уэлкину приступить к чтению молитвослова и, глянув на меня, добавил: «Гусперо может к нам присоединиться, буде того пожелает». Я опустился рядом на рыхлую почву, и мистер Мильтон быстро проговорил: «И приведу вас в пустыню народов, и там буду судиться с вами лицом к лицу. Иезекииль, глава двадцатая, стих тридцать пятый, мистер Уэлкин», Помолчав, он вдруг возгласил: «И мы со всем смирением готовим себя к великим и кровавым битвам Гога и Магога, рекам крови, которые поднимутся до лошадиных уздечек, к крови даже и тех, кто сам долгое время пил чужую кровь». Ты ведь знаешь, как гремит его голос, когда он в возвышенном настроении? «Что за удивительным деяниям дано ныне свершиться!»
— Он выкликает точно мой дядюшка из Барн — стейпла, Гус. Который торгует на рынке домашней птицей. «Цыплята и курицы! Дивные цыплята и восхитительные курицы!»
— Потом мистер Мильтон резко оборвал молитву, и я воскликнул: «Аминь!» Уэлкин поглядел на меня так, словно я пукнул, и потому мне пришлось добавить: «Хвала Господу!» — «Самые благочестивые речи, о Господи, исходят из уст невинных детей Твоих».
Все сошло как нельзя лучше — и вскоре мы продолжили свой путь. Мистер Мильтон спросил Уэлкина, не следует ли кто-нибудь за нами по пятам, но позади на дороге не сыскать было и мураша. Привольно расположившись в повозке, мы катили и катили себе вперед. Конечно же, Кейт, меня разбирало любопытство, чего ради слепец взял да и пустился в это непонятное странствие; и вот я не утерпел и брякнул: «А почему, сэр, вы искали укрытия…?» — «Почему я искал укрытия под покровом ночи и мрака, Гусперо?» — «Нет, сэр. Почему вы натянули над повозкой парусину?» — «Довольно с тебя и того, что я покидаю Англию ради ее спасения». — «Отличная новость!» — «Я покидаю Англию, дабы за Англию молиться. Я покидаю Англию, дабы свидетельствовать в пользу Англии. Я покидаю Англию с намерением быть Англией». — «Этакая задачка обескуражила бы и самого Мерлина, сэр». — «Колдуны и феи нам, Гусперо, ни к чему. Провидение — вот наш проводник». — «Провидение, говорят, может провести и за нос. — Я знал наперед, к чему клоню, Кейт, и потому отбросил все околичности. — Вам нужен спутник понадежней, сэр, из плоти и крови». — «То есть?» — «Это я, сэр». — «Ты хочешь сопровождать меня, как когда-то сопровождал сестру?» — «Если уж мне по плечу Смитфилд в базарный день, то справиться с Азией, Африкой и всеми прочими в придачу мне что раз плюнуть». — «Пишешь ты так же ловко, как и говоришь?» — «Мысли, сэр, когда я пишу, мне только мешают — этим я даже горжусь». — «Что ж, тогда будешь писать под мою диктовку. Письма. Хроники. Воззвания». — «Молитвы, надеюсь, тоже?» — «Во множестве. А в обмен обещаю тебе, Гусперо, вознаградить тебя бессмертием». Ты знаешь, громкие слова мне по душе, но ведь их не поджаришь и не подашь к столу.
— Ты, наверное, мог бы кормиться собственными речами, Гус: уж с такой любовью ты приготовляешь себе слова и украшаешь их гарниром.
— Спасибо, Кейт. У меня на языке вертелось почти то же самое. «Вы очень добры, — ответил я мистеру Мильтону. — Но на чем мне продержаться в ожидании награды?» — «Положись на Господа». — «Лишь бы Он обо мне помнил. Иначе я обращусь в тень». — «Пожалуйста, без кощунства. Мы живем в святое время. Господь зрит и печется о нас денно и нощно. — Тут мистер Мильтон вытащил кожаный кошель и с улыбкой встряхнул его. — Ты не будешь голодать, как последователи вероломного Абирона. — Что-то такое с «он» на конце. Может, Вавилон? Или Лондон? — Монет у меня хватит, чтобы мы смогли перебраться на ту сторону». — «Это на какую сторону, сэр? В рай или ад?» — «Твой острый язык сточит тебе зубы, Гус. Мы направляемся далеко на запад, через просторы безбрежного океана, и там обретем постоянное обиталище. — Колесо повозки угодило в выбоину, и нас обоих порядочно тряхнуло. — Мы держим путь в страну, где найдем убежище и внидем во дворец свободы. Там мы встретим общество мудрецов, пророков и героев. Мне не терпится приникнуть поцелуем к этой плодоносной почве». — «Плодоносная почва должна быть сыровата. А это место имеет уже название?» — «Сион. Вертоград Христов. — На лбу мистера Мильтона выступил пот, и я отер его платком. — Новый Ханаан. Земля обетованная». — «Теперь я вконец сбился. В вашем мире мне не найти ни юга, ни севера». — «Это новый мир, Гусперо. Новая Англия. Наша последняя и самая недавняя земля! Мистер Уэлкин, подхлестните лошадей!»
— Целью нашего путешествия в итоге оказался вовсе не Бристоль, а Барнстейпл. Недалеко от твоего старого дома, Кейт.
— Не хочу и думать о нем, Гус. Я так скучаю по Ханнафорду. Мне он до сих пор снится. Наша жизнь в Нью-Мильтоне так непохожа на все, что я знала прежде. А теперь, когда мистер Мильтон исчез…
— Успокойся, Кейт. Все обойдется. Ты только смотри на огонь, пока я рассказываю. Итак, я спросил мистера Мильтона, почему мы направляемся в западные края. Он ответил, что там друзья, которые его защитят. Защитят от чего? поинтересовался я. От злых людей, сказал он. От гнусной породы идолопоклонников. О Господи, вопросил я, а как же мы их распознаем? Это черви, пояснил он. Похожи на слизняков, разукрашенных в пух и прах. Что ж, хозяин, тогда это дело проще пареной репы. Надо только обнаружить червя с прилизанными маслом волосами и изумрудными застежками на плаще. Спустя два дня мы добрались до твоего былого места жительства, однако мистер Мильтон решил пока не въезжать в Барнстейпл из боязни наткнуться на шпионов или платных осведомителей. Конечно, я постепенно узнавал подробности его жизни и о нешуточных опасностях, которым он подвергался. Он уже рассказывал тебе о Кромвеле и его сподвижниках, среди которых был и он, но, возможно, не упомянул, что его выслеживали. Вновь взошедший на трон король охотнее подружится с самим Вельзевулом, чем с Джоном Мильтоном. Вот почему в город мы въехали только с наступлением темноты.
