потому, что так надо. Уже и не следит, а так, прогуливается сама по себе. И зовут ее странно – Марианна. Я узнал это, когда ее окликнула та, с сердитыми губами, когда пришла сменить ее. Она сказала тогда: «Марианна, где мой халат? В шкафу его нет». Чем кончилась история с халатом, я не знаю, так как они обе вышли из моей палаты, должно быть, искать его. Не очень интересное, наверное, занятие – поиски халата. Белого халата в белой больнице. Может, он слился со стеной и теперь они его никогда не найдут.
Я подошел к гномской двери, взял в руку огромный ржавый замок.
– Соколов!
Это меня. Я отпустил огромный ржавый замок. Он нехотя глухо брякнул о дверь, которая, я заметил, была выкрашена в коричневый цвет, а краска облупилась.
– Отойди от двери, Соколов!
Мне сразу вспомнились боевики, которые мы раньше смотрели с папой. Захотелось поднять руки и медленно отступать, кося взгляд на припрятанный у меня под курткой кольт, который я смогу выхватить, стоит этой Марианне зазеваться. Но уже с первым пунктом – поднять руки – у меня возникли проблемы. В руках я держал костыли, на которые налегал сейчас, отходя от двери, как меня попросили. Как все скучно! Смотрела бы на свои кусты и дальше. Из-за нее теперь гномов не увижу.
Мы пошли обратно в больницу. Я поднял глаза на окно рядом с моим. Никто больше не мельтешил. Я увидел кусок стены, переходящий в кусок потолка.
14
– Антоша.
Я уже не мог прятать голову под подушку. Это не помогало, я все равно слышал.
– Антоша, – повторил шепот.
– Да что тебе? – раздраженно прошипел я в розетку. – Что ты пристала ко мне?
– Привет.
– Привет! И пока!
– Нет, скажи просто «привет». Так здороваются: просто «привет».
– Просто привет. И просто пока. Я сплю по ночам, хватит ко мне лезть!
Надо же, «сплю по ночам». Заговорил, как старикашка. А что она ко мне лезет, в самом деле?
– Меня зовут Дылда.
– Я знаю!
– А тебя Антоша.
– Антон. Меня зовут Антон.
– Привет, Антоша.
Хотелось крикнуть «Заткнись!», но вспомнил вчерашние шаги, стоны и вскрики и промолчал. Хоть она и психичка, но натравливать на нее медсестер – это… ненормально, в общем. Что они там с ней делают, чтобы замолчала? Я не хотел думать.
– Поговори со мной, – сказала она как-то особенно вяло и тихо. Жалобно. Ну и зря. Меня особо не разжалобишь. Лучше бы она шептала в какую-нибудь другую розетку, где нет меня. Где кто-нибудь, кого можно разжалобить.
– Ты боишься уколов? – спросила она снова, переждав тишину с моей стороны.
– Нет. Чего их бояться?
– Страшно. Ко мне сестра приходит. Она плохая.
– У тебя есть сестра? – удивился я. Хотя почему нет? У людей бывают сестры.
– Она белая и страшная, с уколом.
– Это медсестра.
– Ее зовут сестра.
– Ее не зовут сестра. Она работает медсестрой, – ввязался я в какой-то дурацкий спор. Хотя молча смотреть на дурацкий потолок, по-моему, еще хуже. Хотя не знаю, что все-таки хуже: потолок или психичка?
– Она не любит меня.
– Она никого не любит.
– И тебя?
– И меня. – Что за чушь я несу?
– Не бойся. Я люблю тебя.
– Нет.
– Я люблю тебя.
– Замолкни. Или придет белая сестра.
– Нет. Не придет.
– Придет.
– Нет, – за стеной всхлипнули. Я испугался, что за этим последует нескончаемый нарастающий стон.
– Я пошутил. Не придет.
– Не придет?
– Нет.
Кажется, она успокоилась.
– Ты любишь карандаши? – сказала она очередную глупость.
– Нет.
– А я люблю. У меня есть карандаш.
– Поздравляю.
– Маленький, коричневый.
– Еще раз поздравляю.
– Я тру его об стенку.
– Ну и хорошо.
– А то он тупой.
– Ты тоже тупая, – прошептал я так тихо, чтобы не услышала. Но она услышала.
– Я знаю. Мне так говорят, – буднично ответила она.
– Кто? – я покраснел до корней волос. Ну вот.
– Белая сестра.
– Зачем тебе карандаш?
– Это секрет. Я что-то делаю под кроватью.
– Что? – спросил я. Все лучше, чем просто лежать, пялиться в потолок – когда на спине, в стену – когда на боку или носом в подушку – когда на животе.
– Это секрет. Я тебе, наверное, расскажу. Потом.
– Не надо.
– Я расскажу.
– Это же секрет, – я перевернулся на бок. Глаза вдруг начали слипаться.
– А я все равно расскажу. Только тебе.
– Не нужны мне твои секреты, я в футбол хочу, – пробормотал я. Язык уже не ворочался – я мягко опускался в сон, как на пуховую перину. – Бегать хочу…
И уснул.
15
– Ну что, Антон? Как жизнь? – врач с карточкой в руках громогласно вошел в мою палату.
– Нормально, – промямлил я. Семь утра.
Врач полистал карту, я закрыл глаза. На минутку, пока он листает. Огромная белая ворона склонилась надо мной, протягивая зажатый в крыле огромный ржавый замок от гномской двери, и сказала:
– Вставай, пора на рентген!
Я открыл глаза. Это не ворона, это бодрый доктор встал надо мной и улыбается.
– Давай, давай, солдат, вставай.
– Я не солдат, – сказал я и сел на кровати.
– Космонавт?
– Футболист.
– А, футболист. Иди на рентген, футболист. Пусть мяч отдохнет.
– У меня нет мяча, – пробурчал я и встал с кровати.
– Зайду к тебе после рентгена, – сказал бодрый доктор и бодро вышел.
