— И нигде в этой части мира, — с удовлетворением сказал Антони. — Они прибыли из одного порта на Черном море.
— Недавно у нас возникла большая нужда в новых или необычных мехах для отделки. Дядя очень расстроится, что не поехал со мной, когда узнает о кожах, которые вы привезли. Но, видимо, это испортило бы предлог отправить меня сюда.
— Это наказание он несет за чрезмерную щепетильность, — сказал Антони. — И любезность. Но скажите, откуда вы появились, юный сеньор, — продолжал он, обращаясь к Рувиму.
Рувим слегка покраснел при неожиданном оскорблении и повернулся к хозяину дома.
— Откуда появился, сеньор?
— Мордехай сказал, что вы сын его двоюродной сестры Фанеты и это был ваш первый визит в Жирону, — сказал Антони. — Похоже, непродолжительный.
— Недельный, — сказал Рувим. — Я родился и вырос в Севилье, но теперь мы живем вместе с бабушкой на Мальорке. И сегодня, если ничего не случится, сяду на судно и отправлюсь в обратный путь.
— Так, — сказал Антони. — С кем вы плывете?
— На маленьком суденышке, о котором вы вряд ли слышали, — ответил Рувим. — Бабушка знает капитана. Но сеньор Мордехай сказал, что если оно не придет, на всем побережье никто не знает больше вас о судоходстве, сеньор Антони. Мне придется полагаться на ваш добрый совет.
— Вы получите любой, какой я смогу дать, — сказал Антони, глядя на него с возрастающим интересом.
— Я совершил это путешествие, — сказал Рувим, — ради матери. Она очень хотела, чтобы я познакомился с ее родными.
— И каково ваше впечатление о восточных родственниках? — спросил Антони.
— При знакомстве с сеньором Мордехаем я очень удивился. Думал, он простой сапожник, и узнал, что это очень богатый, уважаемый человек. Я чувствовал себя очень неловко, боялся, как бы он не подумал, что я приехал ради выгоды, но он был очень гостеприимен и любезен со мной.
Пока Рувим говорил, Антони не сводил с него изучающего взгляда, словно перед ним был сомнительный товар, покупку которого он обдумывал.
— Когда вы с матерью перебрались на Мальорку?
— Почти три года назад, — ответил парень.
— Знаете, — сказал Антони, — если б не сказали мне, что вы из Севильи, я бы подумал, что вы провели всю жизнь на островах.
— Что вы имеете в виду? — спросил Рувим с недоуменным видом.
— На Мальорке у меня много друзей и знакомых, — ответил Антони. — Есть и родственники. Вы уже говорите как настоящий островитянин.
— Спасибо, — сказал Рувим. — Но только боюсь, что больше не смогу говорить как севильец.
— Здесь у вас не будет в этом нужды, — сказал Антони, недоброжелательно подмигнув Даниелю.
— Не знаю, — застенчиво сказал Рувим.
Что-то ударилось с громким стуком и прекратило этот допрос.
— Что это? — спросил Даниель.
— Видимо, ветер, — ответил Антони. — Это он поднимает стук. Думаю, будет гроза.
Девочка-служанка подала на стол блюдо мелкой жареной рыбы, жирную обжаренную тушеную утку в соусе из горьких апельсинов и сушеных абрикосов, рис и чечевицу.
— Чувствую запах чего-то очень вкусного, — сказал Исаак. — Хасинта, что ты принесла нам?
— Жареную рыбу, утку и рис, сеньор, — ответила девочка.
— И Хасинта сама приготовила соус для утки, — сказала Юдифь о служанке, которую муж недавно привез из Перпиньяна. — Она уже хорошая маленькая кухарка. Я должна…
Продолжать Юдифи помешал громкий звон колокола у ворот. Натан посмотрел в ту сторону.
— Папа, — сказал он, — похоже, это солдат.
Встревоженная Ракель встала и пошла к воротам.
— Папа, это один из стражников епископа.
— Что понадобилось этому человеку? — спросила Юдифь. — Неужели тебя необходимо каждый день тревожить во время обеда?
— Не каждый день, любимая, — сказал Исаак. — Я узнаю, что ему нужно.
Ракель открыла ворота и впустила молодого, смущенного стражника. Он поклонился всем, пробормотал извинение и пустился в долгий, негромкий разговор с врачом.
Исаак вновь повернулся к членам семьи.
— Дорогие мои, я получил срочный вызов от его преосвященства. Он очень нездоров, я должен как можно скорее приехать к нему в замок в Круильес. Однако наш посланец ничего не ел с раннего утра. Думаю, еды на кухне достаточно…
— Конечно, — сказала Юдифь. — Хасинта, принеси тарелку стражнику.
— Ракель, Юсуф, как только поедите, соберите то, что мне нужно взять с собой.
— Соберем сейчас, папа, — сказала девушка, — поедим потом. Пошли, Юсуф.
Юсуф схватил кусок хлеба, обмакнул его в соус, затолкал в рот и последовал за Ракелью в кабинет.
— Кого берешь с собой? — спросила Юдифь.
— Его преосвященство прислал стражника, чтобы сопровождать меня, — ответил ее муж.
— Ерунда, — сказала Юдифь. — Тебе нужно взять и Юсуфа.
— Если брать с собой кого-то еще, я лучше отправлюсь с Ракелью, — резко сказал Исаак. — Его преосвященство очень болен.
— Тогда возьми обоих. Но Ракель нужно будет взять с собой Лию.
Через четверть часа стражник покончил с торопливой едой и отправился в конюшню епископа привести мулов для Исаака и его помощников. Остальные поели, собрали то, что понадобится, и когда стражник вернулся с тремя мулами и кобылой Юсуфа, были готовы сесть в седла. Когда выехали, на головы им упали с хмурого неба первые капли дождя.
Они поехали шагом, так как мула, на котором сидел Исаак, приходилось вести в поводу.
— Папа, небо совершенно черное, — сказала Ракель. — Боюсь, нас застигнет гроза.
— Тогда почему едем так медленно? — спросил врач.
— Сеньор, я не хотел бы, чтобы вы оказались в опасности быть сброшенным, — сказал, покраснев от смущения, стражник. — Можете ехать быстрее? Это было бы очень кстати.
— Могу попытаться. И если свалюсь с этого послушного животного, думаю, в худшем случае, измажусь в грязи. А мы в любом случае измажемся.
— Тогда я возьму повод, — сказал Юсуф со всей уверенностью двенадцатилетнего. — Я знаю свою лошадь лучше, чем вы этого мула.
Поскольку так оно и было, возражений не последовало; Юсуф взял повод и пустил лошадь быстрой рысью. Мул сперва заартачился, потом прибавил шагу и пошел вровень с гнедой кобылой.
Несмотря на мелкий дождик, дорога все еще была сухой.
— Нужно сохранять этот аллюр, пока сможем, — сказал стражник. — Впереди сильный дождь, дороги там раскиснут, а когда стемнеет, по такой погоде ни люди, ни животные не смогут ничего видеть.
— Разве нельзя будет остановиться, если дорога станет слишком скверной? — спросила Ракель.
