смогла уволить ее по статье, она покинула нас с мизерными выплатами. У нее остается только два варианта — уехать из страны или вернуться к нам. Но это в теории. Не думаю, что у нее хватит денег на переезд, вопрос решен.
Ирина действительно была в этом уверена, а вот Юрий не торопился с выводами. Нельзя сказать, что он так уж хорошо знал Светлану Егорову. Они общались в основном по работе, она, вечно взлохмаченная, нервная, ненакрашенная, а потому безликая со своей бледностью и рыжими ресницами, быстро терялась среди по-настоящему красивых женщин, которыми он предпочитал себя окружать.
И все же он был наблюдателен и умел составлять хотя бы приблизительный портрет людей, которые имеют значение. Светлана была как раз такой. Он подозревал, что она упряма — и умеет терпеть боль. Она может и не вернуться, если заставить ее проходить через унижение. Она была права — и ее же вынудят извиняться! С Ирины станется, есть у нее такая неприятная черта… Это могло все разрушить.
Ему нужно было вмешаться. Юрий прекрасно понимал, что его положение в «Вирелли» укрепляется. Он уже купил акции ювелирного дома — и планировал купить больше, да и место в совете директоров было ему обеспечено, если конкурс красоты даст нужную прибыль.
Однако одним конкурсом красоты дело не обойдется, чтобы бизнес стабильно развивался, нужны талантливые люди. Вот поэтому он и собирался взять ситуацию с Егоровой в свои руки, пока не стало слишком поздно. Это Ирина считает, что та приползет молить о пощаде. Егорова упряма, она хоть уборщицей устроится, лишь бы на своем настоять! Юрий не собирался терять деньги из-за того, что две женщины договориться не смогли.
Он отыскал тех, с кем общалась Егорова, выяснил, где она любит бывать. Для начала Юрий направился к ней домой, но дверь ему никто не открыл. Она могла быть где угодно, однако он сразу свернул в ближайший парк. Даже если Егорова пошла не туда, а на очередное бесполезное собеседование, там все равно можно прогуляться и обдумать дальнейшие действия.
Его решение неожиданно быстро оправдало себя: он издалека увидел одинокую фигурку на скамейке под старой ивой. Судя по тому, что Егорова никуда не спешила, собеседования у нее кончились, а что делать дальше — она не знала. Вряд ли она теперь могла позволить себе посидеть в кафе, вот и пользовалась теплой весенней погодой, чтобы отдохнуть на природе.
Она была такой же, какой обычно появлялась в мастерской — с растрепанными волосами, без косметики, в свободных джинсах и растянутом свитере. Но здесь, среди деревьев, покрытых полупрозрачной листвой, среди свежей зеленой травы она смотрелась иначе. Юрий ведь тоже был художником, он умел видеть красоту в гармонии, знал, что все должно быть на своем месте.
И Светлана Егорова оказалась на своем месте здесь. В ярко освещенной мастерской она казалась слишком мелкой, бледной, суетливой. Здесь же она замерла, как кошка, греющаяся на солнце. Ее волосы сияли темной красноватой медью, ее карие глаза казались янтарем, наполненным светом изнутри, а веснушек как будто стало больше. И вот уже Юрий с удивлением отметил, что не нужна ей никакая косметика, нельзя под слоем пудры скрывать эту россыпь, а под черной тушью — жесткие крылья густых рыжих ресниц. Странно было так думать, но Светлана была красива не как женщина, а как творение природы. Впрочем, вряд ли она одобрила бы такой комплимент, и Юрий предпочел помалкивать.
— Светлана, здравствуйте! Как удачно, что я вас нашел!
Она повернулась к нему, все так же кошачьи медленно. Он выдал ей свою лучшую улыбку. Обычно этого было достаточно, чтобы расположить к себе любого собеседника, однако она продолжала наблюдать за ним с неприязнью.
Да и понятно, почему. Он стал для нее символом кражи и унижения. Тут уже не важно, хотел он этого или нет, она о таком размышлять не будет. Согласился, сфотографировался рядом с ее работами — достаточно.
Тем не менее, она не ушла и отмалчиваться не стала.
— А вы меня искали? Зачем?
— Поговорить хотел. Мне очень жаль, что с этим конкурсом все получилось… вот так. Это меня не оправдывает, но я голосовал против такого решения.
— Нет. Не оправдывает.
— Но я готов сделать все, чтобы это исправить. Я бы очень хотел, чтобы вы вернулись в «Вирелли».
— Вот как? Похоже, не вы один. Некоторые даже не скрывают, что отказывают мне в работе из-за «Вирелли». Видимо, предполагается, что после сотни отказов я приползу обратно на брюхе.
— Ирине хотелось бы этого, — кивнул Юрий. Егорова была слишком умна, чтобы врать ей о чем-то столь очевидном. — Но я против такого варварского подхода, поэтому и решил отыскать вас сам. Я сделаю все, чтобы вас наняли обратно без какого-либо скандала и разбирательства, да еще и выплатили компенсацию.
— Вы прекрасно знаете, что я хочу не только этого.
— Светлана, вы… Простите, можно на ты? Все-таки мы примерно одного возраста и уже много лет работаем вместе.
— Мы больше не работаем вместе, — напомнила Егорова. — Но — пожалуйста.
— Так вот, Света, я бы хотел кое-что сказать тебе честно… Ситуация сложилась некрасивая. Ирина не права, но у нее пока слишком много власти, чтобы я мог это исправить.
— Ты мог бы не соглашаться. Если бы не согласился ты, они вынуждены были бы принять нас обоих.
И зачем только Бог создал умных женщин? Делать было больше нечего…
Юрий решил, что флиртовать с ней, чтобы заманить обратно, нет смысла, с этой нужно говорить на равных.
— Это было невыгодно как раз мне. Давай честно: все думают сначала о своих интересах, потом об интересах близких, а ты мне даже не близкая.
— Потому и иди нафиг.
— Но есть и хорошая новость: Ирина там не навечно. О том, что ее уберут, говорят уже теперь. Я тебя прошу: сейчас смирись, вернись обратно тихо.
— Вроде как дать ей победить?
— Не совсем. Победой для нее будет только твое публичное признание того, что она была права. Но поскольку ты этого не признаешь, между вами будет ничья — не так уж плохо.
— Да, только за ней по-прежнему останется право ставить мне палки в колеса при любом удобном случае, — заметила Светлана.
— Это факт, поэтому ты и не разгоняйся, чтобы первая же палка тебе колеса не снесла. Пару лет поработай тихо, спокойно, не поднимая головы. Ну а потом она свалит, я займу ее место — и сочтемся. Что скажешь? И прежде, чем снова послать меня нафиг,
