граждан стало совсем невыносимо. Тогда настало такое время, когда свобода перестала быть желанным благом. Приходилось отказываться от прав, от состояния, делаясь императорским чиновником. И землевладельцам, и горожанам их права стали в тягость. Многие прибегают к покровительству могущественных лиц, как к якорю спасения. Вот экономические причины, обусловившие падение империи и изменение учреждений.
Спрашивается — изменились ли эти причины при Константине? Реформы Константина не продлили существования западной части государства; они не могли придать жизни Западной империи, ибо здесь они представляли аномалию в сравнении с прежним порядком. С каждым годом сила римских императоров становится все слабее, а варвары кажутся грознее. Наконец варвары как бы внедрились в империю. Вообще Римская империя не была чем-либо самостоятельным в истории. Эта эпоха была промежуточной пятивековой станцией между античной республикой и феодализмом. Древняя республика была известного рода системой со своим плебсом, патрициатом, распределением собственности. Феодализм также был системой с иерархическим распределением сеньоров, с сервами, новыми способами землевладения. Империя же не дала своей системы и потому существовала только до той поры, пока продолжалась дезорганизация, проявившаяся до нее. Вот почему реформы Константина не могли преуспеть на Западе, хотя они дали лишних десять веков Византийской империи, укрепив здесь принцип неограниченного самодержавия, развив его, в чем собственно и заключается историческое значение Византии — но все это потому, что на Восток не с такой стремительностью наступали варвары.
Христианство при Константине I. Таким образом, ослаблению Римской империи, а особенно ее западной части, содействовали две главные причины. Эти причины заключаются, во-первых, в изменении форм поземельной собственности, равно как в изменении условий и положения землевладельцев и горожан, и, во-вторых, в восточном характере абсолютной власти. То и другое противоречило основам античного государства. Обе причины вели к одному, причем абсолютная власть ускорила всеобщее расстройство, а не задержала его, как можно было ожидать. Опасность была сильнее в той части, которой больше грозили варвары. Когда новые германские дружины переплывали Рейн и начинали грозить Италии, перейдя Норические[4] Альпы, то положение провинций становилось безнадежнее. Чем слабее делалась империя, тем более усиливались способы нападения варваров. Когда силы Запада достаточно ослабели, а силы варваров достаточно усилились, плотина прорвалась и империя перестала существовать.
Но какую роль в этой борьбе играло христианство, которое таким чудесным и блестящим образом распространилось по империи?
Сначала христианство стояло в стороне. Оно не содействовало борьбе, стараясь только ослабить ее кризисы, одинаково просвещая учением любви и всепрощения и римлян, и варваров. Христианство в эту пору не обладало еще политическим значением. Когда Римская империя пала и почва ее покрылась тысячами обломков, христианское духовенство продолжало давать и побежденным и победителям один закон; то был закон взаимной любви. Не играя политической роли, христианство отделило свое дело отдела империи. Оно мечтало о небесном и мало интересовалось земным. Когда империя погибала под давлением решительного нашествия варваров, христианство всплыло на обломках разрушения и, соединившись с варварами, обратило их в свою религию. Западное христианское духовенство поставило пап радом с королями, а потом само вошло в сферу феодализма. Но в то же время оно содействовало независимости духовной власти от светской, хотя не отказывалось от выгодных услуг последней. Это было уже заметно во времена Константина. Христианству было не до империи, потому что оно встретило в своей среде внутренних врагов, с которыми вступило в борьбу. Оно находило их в язычестве и в тех, кто позволял себе гностицизм, это соглашение колеблющегося разума с непостижимым, но основным догматом.
Здесь мы наталкиваемся на вопрос, почему язычество ослабело и уступило. Если бы мы захотели взглянуть в литературные источники этой эпохи, то увидели бы, что язычество господствовало над массой и в частной, и в общественной жизни, что оно продолжало жить духовными интересами, проявляя себя во влиятельных литературных произведениях. Оракулы по-прежнему занимали свое место в политическом строе. Известно, что во II и III вв. язычество вошло в соглашение с древней греческой философией; оно брало материалы для своего обновления где только могло и искало опоры даже в христианстве. Нравственно-религиозные поучения Максима Тирского, Златоуста, Деномакса и других возвещались под влиянием христианства. В IV в. мы наблюдаем, в числе прочих, весьма интересное движение. Язычество собирается с силами; оно не хочет без боя уступить место христианству. Конечно, оно уже не могло получить прежнего всеохватного значения. Тем не менее, образовалась языческая религия новой формации, по традициям и основам сходная с античной. Это новое интеллектуальное движение в области языческой религии, проявившееся совершенно в ином взгляде на древнюю мифологию, столкнулось с христианством и обусловило самый ход борьбы с ним. Это направление состояло в аллегорическом толковании древних мифов. Старые поэты, такие, как Гесиод и Гомер, пользовались величайшим почетом. Их читали, но понимали иносказательно. Теперь все мифологические подробности получили серьезный, даже священный смысл. На эти подробности, говорили тогда, нужно смотреть не прямо; в них надо видеть особые сокровенные стороны, из них следует заимствовать нравственные основы. Тот век, с какой бы стороны мы на него не смотрели, представляет сильное стремление к религиозному обновлению. Науки и литературы в нашем смысле, т. е. светской, в то время не существовало; все сосредоточивалось на объяснении религиозных вопросов. Христианство, помимо своей божественной сущности, преуспело и оттого, что необходимость религиозного обновления чувствовалась всеми. Верующий язычник имел такую религию, которая не удовлетворяла его нравственное чувство. У тогдашнего язычника недоставало твердой нравственной опоры, чем было так сильно христианство со своей возвышенной моралью. Язычнику также была необходима поддержка, которую он тщетно искал в своей религии и не находил. В этом-то и заключалась существенная причина победы одного культа над другим, победы христианства над язычеством. Поучения греческих философов могли влиять только на высший класс, образованных людей, между тем как христианская нравственность была руководящим началом для всех; она одинаково связывала между собою и христианина, и язычника; перед ней были равны великий и малый, самый последний из рабов и богатейший оптимат, невежда и образованный. Нравственность не всегда порождает высокую умственную культуру; тогда как умственное развитие более или менее обусловливает известную нравственную высоту. Таким образом, для деятельности христианства почва была подготовлена предварительной умственной культурой. Потому победа религиозных чувств в христианстве становилась высоким прогрессивным явлением. Облегчаемое нравственной работой, христианство в свою очередь облегчало ее.
Ереси в христианстве. Если христианство могло восторжествовать над эллинизмом, то оно могло также победить и иудейство. Но вместе с тем христианство, побеждая язычников, внутри себя образовало много ересей. Эти ереси, явившиеся в IV в., обуревавшие тогдашнюю церковь, сложились под влиянием философских систем
