Книга Трудная ноша. Записки акушерки - Лиа Хэзард

же самое сама, будь то прием ребенка или забор крови, введение лекарств или подготовка к неотложному кесареву, когда пульс плода стремительно замедляется, а твой собственный взлетает до небес, и выражение «страшно до тошноты» из словосочетания превращается в реальный рвотный позыв. Три года и семьдесят пять родов спустя, побывав в ситуациях куда более кровавых и прекрасных, чем можно себе представить, я получила диплом акушерки – и тут началась моя настоящая учеба.

О женщинах, которым «не следовало бы» беременеть

«Не следовало вам беременеть!»

Ни одна акушерка никогда не скажет этого пациентке, но думает она так гораздо чаще, чем может показаться. Иногда эту мысль вызывают самые обычные предрассудки – ничего более. Склонность судить других неизбежная – а кто-то скажет и основополагающая – составляющая человеческой натуры, и акушерки тут, конечно, не исключение. Наркоманка, пятерых детей которой уже забрали в приют? Наверняка акушерка подумает, что ей не следовало беременеть. Женщина с крайней стадией ожирения, для которой беременность представляет высокий риск, кесарево сечение требует от анестезиолога виртуозного мастерства, а послеоперационный уход превращается в сплошную проблему? Акушерка сочтет, что все это – напрасное расходование государственных средств и усилий врачей.

А бухгалтер лет сорока восьми, которая живет на зеленых смузи, ходит на тренировки по йоге и бегает полумарафоны, гордясь железным здоровьем? Вот только никакие салаты из кейла не помогли ей предотвратить множественные выкидыши, так что пришлось делать ЭКО за границей, а потом возвращаться в Британию, чтобы выносить и родить близнецов. Какая-нибудь акушерка наверняка повздыхает и покачает головой над ее толстой медицинской картой, читая о дорогущих поездках в мадридскую клинику, сделанных в частном порядке обследованиях и бесконечных звонках в страховую компанию по самым незначительным поводам. Позднее, в уютном замкнутом пространстве сестринской, эта акушерка будет долго разоряться перед коллегами о женщинах, которые «считают, что право беременеть Боженька дал им свыше». Коллеги станут молчаливо кивать, торопливо поглощая еду, разогретую в микроволновке: такие разговоры им не в новинку и у них обычно нет времени и сил поддерживать их. Сама акушерка выкинет чайный пакетик, вымоет кружку и вернется назад в палату. Она будет терпеливо улыбаться, закрепляя монитор на животе пациентки и говорить ей, как чудесно, что ее близнецы, несмотря на все препятствия, вот-вот появятся на свет. Она будет держаться дружелюбно и даже отпустит пару-тройку шуточек с намеком, от которой пациентка с мужем хором рассмеются. Она тепло обнимет их обоих на прощание, и никто, кроме других акушерок, сидящих в других палатах, не узнает ее истинных чувств.

Я не могу говорить за всех акушерок по всему миру и не претендую на то, что сама полностью свободна от иррациональных предубеждений, но для меня деление женщин на тех, кому «следовало» и «не следовало» беременеть одновременно бессмысленно и бесполезно. Каждый из нас появляется на свет в результате уникального и непредсказуемого стечения обстоятельств: вас не было бы на земле, не улови ваш отец аромат материнских духов как-то вечером в 66-м автобусе, и не продолжай ваши дед с бабкой попытки завести ребенка даже после двенадцати лет неудач, и не сбеги ваша прапрапрабабка за границу, где жил ваш прапрапрадед, как раз искавший себе невесту. Ставить под вопрос разумность любой беременности – чистое ханжество, в особенности для акушерки. По самой природе своей работы к моменту, когда мы встречаемся с пациенткой, дело уже сделано, она беременна, и мы должны о ней позаботиться. Все решили без вас – теперь сделайте так, чтобы ей ничто не грозило.

Элеанор: наперекор судьбе

Элеанор была одна на триллион: человек-аномалия, забеременевшая по чистой случайности, ходячее олицетворение полной невероятности. Готовя для нее палату в родильном отделении, я и не представляла себе, что создаю фон для событий, которые опровергнут все законы удачи и природы вообще.

Старшая сестра просто скомандовала мне: «Приготовьте палату» – распоряжение, предваряющее появление всех рожениц, от первородящих с сияющими глазами, до утомленных жизнью мамаш с четырьмя детьми. Для пациентки палата – это чистый лист: ее взору предстает кровать с накрахмаленными простынями, тщательно вычищенное кресло и кроватка для младенца с фланелевыми пеленками. Все выглядит свежим, предназначенным специально для нее, заботливо подготовленным незнакомыми, но заведомо доброжелательными руками. Для меня же палата полнится призраками всех женщин, за которыми я в ней ухаживала; детей, которых спешно растирала полотенцами в кювезе, чтобы они быстрей закричали; пятнами крови, которые смывала с полов; сигналами кардиомонитора, к которым подолгу прислушивалась, скрестив пальцы и тревожно кусая губы. «Что ждет меня на этот раз?» – гадала я, направляясь во вторую палату, где полы еще не просохли после швабры уборщицы.

Пациентку, прибытия которой мы ожидали, я не знала, но привычная процедура подготовки палаты оказалась, как всегда, успокаивающей. Первым делом собрать в аккуратную стопку бумаги на рабочем столе и приготовить две белых именных бирки, которые привязывают ребенку на ножку. Проверить кювез: включить верхнюю лампу, положить под нее стопку мягких полотенец и одеял, чтобы они согрелись. Проверить давление кислорода и отсос – воздушные цилиндры привычно зашипели, когда я повернула переключатель. Отложить маленькую салфетку, пластиковый зажим для пуповины; розовую шапочку, голубую шапочку, лимонно-желтую шапочку с оранжевой полоской посередине – все связанные чьими-то бабушками, которые обеспечивали нас неисчерпаемым запасом чепчиков и распашонок. Я прошлась по палате, взбивая подушки на кровати, включая мониторы, открывая шкафчики, чтобы убедиться, что в них имеется все, что может мне понадобиться в следующие двенадцать с четвертью часов: резиновые перчатки, иглы разной толщины и с разными остриями, катетеры, канюли, капельницы, скальп-электроды, справедливо, но пугающе названный так амниотический крючок – все мои рабочие инструменты лежали по своим местам, от примитивных до изощренных.

Раздался короткий стук в дверь, и в палату заглянула Фатима – акушерка из дородового отделения, державшая в руках толстую медицинскую карту.

– Привет, Фатима, – сказала я.

Потом поглядела к ней за плечо.

– А где пациентка?

Она положила карту на рабочий стол и махнула головой в сторону коридора.

– У тебя будет веселая ночка. Они лесбиянки, – прошептала она, – но очень милые.

Я улыбнулась про себя – что, разве лесбиянки не могут быть милыми? – и одновременно порадовалась ее настроению. Эта неформальная составляющая передачи дел среди акушерок не менее важна, чем отчет о состоянии здоровья пациентки: ваши надежды на удачную смену могут подкрепиться или увянуть от оптимистического «она держится прекрасно» или сухого «удачи тебе с ней». Я высунулась из дверей