обнаружил водовоз, обнаруживший раскрытую входную дверь квартиры старухи, обыкновенно державшуюся на надежных крюках и затворах.
Прежде чем объявить дворнику, перепуганный водовоз позвонил в соседнюю квартиру офицера и сообщил ему о странном явлении.
— У сквалыги-то что-то неладно, — сказал он, — квартира открыта, и никто не откликается.
Офицер наскоро накинул на себя шинель, ноги обул в сапоги и бросился на место происшествия, предчувствуя драму.
Пройдя переднюю, кухню, вступил он в ее спальню и наткнулся на окровавленный труп своей соседки. Попав одной ногой в лужу крови, он при возвращении к себе в квартиру наследил.
Когда явилась следственная власть, то очень естественно обратила внимание на следы. Офицер, присутствовавший при следствии в качестве понятого, признался, что это его следы. То же подтвердил и водовоз.
— Гм! — процедил сквозь зубы чиновник, производивший дознание. — Странно... Зачем бы тут быть вашим следам?
Он говорил таким тоном и так подозрительно разглядывал офицера, что тому представилось неминуемое фигурирование на суде в качестве обвиняемого.
Офицер упал на колени и начал оправдываться. Заговорил бессвязно, приплел какую-то постороннюю историю и еще большее подозрение внушил властям.
Его арестовали; но на другой день он был признан консилиумом психиатров помешанным.
Впоследствии обнаружился и настоящий убийца, но офицер так и не пришел в память.
НА ВСЯКОГО МУДРЕЦА ДОВОЛЬНО ПРОСТОТЫ
Случилась крупная кража.
Субъект, на которого пало подозрение, скрылся.
Сыскная полиция, конечно, принялась за энергичные розыски и пропавших денег, и пропавшего вора.
Наконец удалось напасть на след преступника. Имелись достоверные сведения, что он скрывается в маленьком доме своего приятеля, на одной из отдаленных улиц Петербургской стороны.
Решено было сделать облаву, во главе которой выступил сам Путилин.
Поздно вечером послышался стук в ворота.
В доме поднялся переполох, — было очевидно, что поздние посетители напугали обитателей этого дома. Люди с чистою совестью не проявляют такой тревожной трусости.
Это обстоятельство, разумеется, не ускользнуло от внимания опытного начальника сыскной полиции.
Постучали в ворота вторично.
Шум продолжался, но никто не окликал посетителей.
И только после третьего энергичного стука, когда петли ветхих ворот начали скрипеть, готовясь распахнуться без помощи ключа, со двора послышался грубый голос:
— Кой черт ломится?
— Впусти!
— Что надо? Кто тут?
— Полиция.
— Нечего у нас полиции делать.
— Открывай добровольно, а не то ворота сорвем.
Угроза подействовала. Вошла полиция и агенты Сыскного отделения с понятыми.
— Что нужно от нас? — спросил их рослый парень, очевидно, дворник. — Хозяин уж спит и беспокоить себя не приказывал...
Путилин огорошивает его вопросом:
— Где у вас тут спрятан вор Иван Спиридонов?
Однако парень не смутился.
— Никого мы от честных людей не прячем и с ворами дружбы не водим.
— Врешь!
— Не веришь? Обыщи.
— Найду — так худо тебе будет. За укрывательство отвечать станешь.
— Небось, не отвечу...
Оцепили дом и ворота. Сделали тщательный обыск, но вора не нашли.
Хозяин дома крайне сердился за напрасное беспокойство и грозил жалобой прокурору.
Путилин недоумевал, хотя был уверен в том, что разыскиваемый им человек в данное время был «около». Обыскал он двор, все дворовые постройки, но искусно схоронившегося преступника так-таки и не нашел.
— Не удрал ли через забор? — шепнул Ивану Дмитриевичу один из полицейских.
— Не думаю... Однако идите-ка один за другим к воротам и сделайте вид, как будто совсем уходите. Я попробую поискать его один...
Все быстро оставили Путилина. А он пошел по дворовым закоулкам и шепотом говорит:
— Можно выйти! Полиция ушла...
Хитрость выручила.
Не успел Иван Дмитриевич закончить своей стереотипной фразы возле мусорной ямы, как вдруг в ней послышался шорох.
— Выходи, выходи! — продолжал Путилин, приглушая голос, как человек, который опасается, что его могут услышать.
Из мусора выставилась голова и спросила:
— Ушли?
— Да, да! Ушли одураченные.
— Дай-ка мне руку, а то не выползти.
Путилин подал ему руку и помог выбраться из ямы. Да так за руку его и довел до ворот. Преступник опомнился только после ареста.
— Поддели! — простонал он, видя себя окруженным полициею.
— И на какую простую удочку! — сказал ему в тон Путилин.
КОНТРАБАНДА
До слуха управляющего морской петербургской таможней дошло, что провозится немало заграничного товара, не оплачиваемого пошлиной. Обвинение падало на заведующих пакгаузами. А однажды ему прямо было заявлено, что в таком-то пакгаузе находится тюк дорогой привозной клеенки, не значащейся в пропускных свидетельствах.
— Не может быть! — вспылил управляющий. — Такое мошенничество в моем ведомстве невозможно... а если возможно, никого не пощажу — всех виновных предам суду!
Прихватив с собой чиновника и опись товаров, управляющий отправился в указанный ему пакгауз и самолично стал проверять по ведомости все в нем находящееся.
Заведовавшие пакгаузом спокойно перебирали «места», перекладывая их из одного угла в другой, и без запинки давали подробное объяснение всех товаров.
— Не угодно ли присесть, ваше превосходительство, — сказал один из них, подавая какой-то тюк вместо стула.
Управляющий опустился на тюк и продолжал зорко следить за ревизией, которая вскоре была окончена очень благополучно. Ничего лишнего не оказалось. На всех «местах» красовались пломбы.
— Напрасно только беспокоят! — сердился про себя управляющий. — Я был уверен, что клевета... Все в порядке!
Перед уходом он не скрыл перед пакгаузными причину внезапной ревизии.
— Мне было донесено, что у вас тут происходят мошеннические сделки...
— Помилуйте, ваше превосходительство! — обиженным тоном воскликнули пакгаузные. — Мыслимо ли это?
— Я и сам не верил, но больно уж категорически заявляли-то мне...
— Клевета-с!
— Вижу.
— Мы служим верой и правдой.
— Нисколько в этом не сомневался, но злые люди заронили подозрение. Даже указали на товар, который будто бы хранится у вас здесь контрабандой...
— Какой же это товар?
— Клеенка.
— Ах, подлецы! — возмущались пакгаузные. — С чего это выдумывают! Вот, ваше превосходительство, сами изволите видеть, какие на нас небылицы возводят. И если б только вы указали человека, нас опозорившего, мы бы его за оскорбление в суд!
— Нет, нет... этого не надо... Лучшим удовлетворением для вас может послужить то, что в другой раз не поверю никому, что бы про вас ни говорили...
Управляющий ушел.
— Кто это о клеенке пронюхал? — удивлялись пакгаузные, убирая тюк, на котором сидел начальник.
— Надо нынче же ее на
