возразил Трувор.
А ничего, ответил Ольбард. Местные бонды — парни боевые. Это вам не какие-нибудь венедские смерды или вепские охотники. Тут у каждого второго — меч на поясе и боевой опыт в придачу. Может, в одиночку средний бонд и уступит среднему викингу, но стоит только послать по соседям ратную стрелу[5], как сразу набежит столько народу, что мало не покажется. Так что правильное вложение сделал старина Волчок. И ликвидность у здешней земли хорошая. Продать, если что, не проблема.
Ольбард в местной экономике был спецом не хуже Хрёрека-ярла. Убедил.
Трувор хлопнул меня по плечу и сказал, что по поводу удачной покупки следует проставиться.
Я не возражал. Приятно, когда старшие товарищи подтвердили правильность сделки.
А вот молодежь в лице Рулафа искренне огорчилась:
— Значит, зверя с нами бить не пойдешь?
Выяснилось: варяжские парни не собирались всю зиму сидеть в столице Рагнара, а разработали совершенно конкретную программу охотничьих рейдов.
Коренные скандинавы их не понимали. Зачем куда-то тащиться, ночевать в снегу и пить вытопленную из снега воду, если можно бездельничать, трахать девок и наливаться пивом?
Впрочем, скандинавы мою покупку одобрили безоговорочно. Стюрмир немедленно пообещал наведаться в гости, и другие норманы поддержали идею бодрым рыком.
Я сразу предупредил, что с развлечениями на моей вилле пока — не очень. Пиво, заготовленное прежним хозяином, мы уже выпили, а из половозрелых особей женского пола наличествовали не слишком молодая жена моего арендатора да замурзанная свинарка-рабыня.
Меня заверили, что развлечения привезут с собой. И пиво, и девок. С меня только закуска и крыша.
Тогда не вопрос, ответил я. Милости просим. А пока прошу пожаловать в ближайшую харчевню. Я угощаю!
Мой главный и единственный арендатор Пэр был коренным датчанином. Его семья жила на этой земле дольше, чем ее прежний хозяин Вальтев, и сам Пэр был, что называется, типичным датским земледельцем, коему соха привычнее меча. У него, как сказано, имелась жена, два сына, один из которых, Льот, был достаточно взрослым, чтобы удостоиться прозвища Рукавичка.
Жена Пэра, тихая, пугливая (большая редкость среди скандинавок) женщина, на мой взгляд, была немного «того». Узнал я и причину. Как сообщил мне всезнающий Хавчик, женщина родилась не здесь. Ее родня погибла, когда девочке было лет семь, во время набега каких-то заезжих викингов. На Сёлунде у девочки были дальние родственники, и сердобольные люди привезли сиротку к ним. За Пэра ее выдали в тринадцать лет. Некоторые проблемы с психикой не мешали женщине впахивать как лошадь и очень неплохо готовить.
Вторая семья, доставшаяся мне в нагрузку к поместью, состояла из пары сравнительно молодых трэлей неизвестного происхождения и двух замурзанных детишек, мало отличавшихся от опекаемых ими поросят. Трэли ходили за скотиной и с ней же жили. Негуманно, но правильно. Пустить их в дом было бы серьезным испытанием для моего избалованного носа.
Так что менять порядки, заведенные прежним хозяином, я не планировал. Разве что собственноручно обрабатывать землю я не собирался. Найму кого-нибудь, не проблема. А что я намерен был ввести в обиход, так это использование удобрений. К сожалению, тонкости этого дела были мне неизвестны. Единственное, что сидело в моей голове, это то, что свиное дерьмо просто так разбрасывать по полям нельзя. Надо, чтобы оно вылежалось. Посему я распорядился, чтобы это дерьмо скидывали в яму подальше от усадьбы, а продукты жизнедеятельности прочей скотины разбросали по полям.
Хавчика я назначил управляющим и предложил купить ему подругу. Мой раб отказался. Мол, привык к разнообразию, а для сексуально озабоченного кобеля семь верст — не крюк.
Тем более что одним из главных зимних развлечений были походы в гости, совместная охота, зимние игры и, разумеется, пьянка. Хавчику это было известно, а вот мне — нет. Всю прелесть зимнего безделья мне еще предстояло вкусить.
Осеннего я уже вкусил по самые гланды. Дождь, дороги раскисли, тоска уже не зеленая — серо-бурая. Даже рыбку не половить.
По первому же крепкому снегу я намеревался заложить сани и двинуть в ставку Рагнара. Там, думалось мне, будет повеселее.
Наконец снег выпал. И еще раз выпал, причем температура как-то сразу упала градусов на десять. А потом разбушевалась такая метель, что путешествовать дальше штабеля с дровами не хотелось категорически, и продымленная комната длинного дома казалась настоящим земным раем. Хавчик испросил у меня разрешения топить печку в хлеву: мол, скотина мерзнет, да и рабы денег стоят.
Совсем я в этом средневековом мире озверел. Даже и не подумал, каково моим трэлям в хлеву. Пусть топят хоть всю зиму, разрешил я.
На всю зиму им дров не хватит, возразил Хавчик.
Значит, запасем, парировал я.
Так что, когда метель улеглась, мы всем кагалом отправились на заготовку дров, и мой отъезд в «столицу», естественно, отложился на два дня.
Однако и эти мои планы были нарушены. Причем нарушены весьма приятно. Ко мне прибыли гости. Вернее, гостья. Прекрасная ведьма Рунгерд.
Глава четвертая,
которая начинается весьма приятно, а заканчивается стремительным бегством
— На лыжах? Ночью? Может, не стоит, госпожа? — Простоватое лицо Гнупа Три Пальца выразило искреннее удивление. Преданный слуга Рунгерд, настоящий скандинав, а следовательно, человек практичный, в принципе не мог понять, как можно без веской причины покинуть теплый дом, пиво и добрую закуску и отправиться шастать по ночному зимнему лесу.
Сказать-то сказал, но, увидев, что хозяйка уже надевает свою замечательную шубку из белого песцового меха, только крякнул и полез из-за стола.
— Без тебя, Гнуп! — остановила его Рунгерд.
— Кхе! — Теперь к удивлению прибавилось недовольство. — Как это — без меня? А если волки?
— Если волки, Три Пальца, то я с ними договорюсь, — уверенно ответила Рунгерд, опоясываясь коротким мечом и сдвигая его так, чтобы не мешал бегу. — Вдобавок я же не одна пойду.
— А с кем?
— Со мной, — сказал я, чуть раньше поймав приглашающий взгляд датчанки. — Не беспокойся, Гнуп. Если нам встретятся волки, я буду только рад. Мех у них сейчас отменный.
— Это точно, — согласился Три Пальца и, счастливый, плюхнулся обратно на скамью. К пиву и свинине.
А я отправился надевать лыжи.
О здешних лыжах могу сказать следующее: в ходу были два типа. Широкие и короткие, чуть длиннее метра, — для охоты и передвижения по рыхлому снегу. И длинные, беговые. Эти размерами мало отличались от наших: шириной примерно сантиметров пятнадцать, а длиной — от ста шестидесяти до ста восьмидесяти — в зависимости от роста. О качестве и тех и других скажу только хорошее.
