что сбежала в соседнюю деревню. На самом краю поселилась, людям не показывалась. Когда я в силу охотничью вошёл, задал тут жару, конечно, больше уж мамку никто обижать не смел. Но жить она так и осталась на околице. А вскоре вовсе померла.
— А чего ты в доме порядок не наведёшь? Крыша, вон, течёт…
— А на кой оно мне? Дому хозяйка нужна, женские руки. А мне раз в месяц заночевать — и так годится. Развалится дом, да и чёрт бы с ним. В этом краю как будто даже погода с каждым годом всё мерзее. Не дождь, так снег, не снег, так ветер. Тьфу.
— Н-ну… С одной стороны, верно, — согласился я. — А с другой — вот ты говоришь, дому хозяйка нужна. А куда ты её приведёшь, хозяйку-то? Нормальная девушка в этакой развалюхе жить не согласится. Ты сперва ремонт замути, а потом хозяйку дожидайся.
— Да ну его, — Харисим махнул рукой. — Мне не больно и надо, уж сколько лет бобылём. Отдыхайте покуда. Дождь переждём, а после вы — в Петербург, а я в кабак вернусь. А то аж протрезвел, не дело это.
Он откинулся к стене и недовольно сложил руки на груди. Сазонов аккуратно присел на табурет — предварительно проверив, не развалится ли. Я огляделся, высматривая место поудобнее. Когда в дверь вдруг осторожно постучали.
— Кого там нелёгкая несёт? — не поднимаясь с места буркнул Харисим. — Ты, что ли, Мотька?
— Я, — несмело откликнулись из-за двери. — Дозволь войти, заступничек!
— Пошёл прочь. Не мешай охотнику отдыхать от трудов праведных.
— Харисимушка! — заныли за дверью. — Выслушай, сделай божескую милость! Век за тебя молиться…
— Пошёл прочь! — уже не проворчал, а гаркнул Харисим. — Сказано: не желаю я ни с кем из вас знаться!
— Мочи нету, милосердный, — продолжил настойчиво ныть посетитель. — Уж так они нас измучили, так измучили!
— И поделом. Когда вы мамку мою обижали, небось, никто за неё не вступился. Проваливай!
— А что случилось-то? — вклинился я.
— Ящеры безобразят, — буркнул Харисим.
— Который год, — обретя, очевидно, из-за моего вмешательства надежду, подтвердил из-за двери невидимый проситель, — который год! Спасу никакого нет! Мы уж и в Петербург жалились, а там говорят: у вас свой охотник есть. Смилуйтесь, заступнички!
— Пошёл к чёрту! — приподнимаясь на лавке, рявкнул Харисим. — Сказано: палец о палец ради вас не ударю! Али ты русский язык понимать разучился? Али, может, тебе дорогу показать?
— Да погоди, не лютуй. — Я придержал Харисима за плечо. — Ты не ударишь — я могу ударить. У меня предубеждений против местного населения — никаких, а кости лишними не будут. Эй, как там тебя! Заходи уже.
В избу ввалился мокрый, взлохмаченный мужичонка. Поклонился. Опасливо поглядывая на Харисима, обрисовал проблему. Деревню терроризируют ящеры. Давно, и год от года всё настойчивее. Хозяева уже и птицу во двор выпускать опасаются. Потому как, только выпустишь — твари тут как тут. Раньше хоть исподтишка налетали, а теперь уже вовсе людей не боятся, обнаглели в край.
Харисим, слушая просителя, угрюмо смотрел в сторону. Делал вид, что его это всё не касается.
— Понял, — оборвал поток жалоб я. Повернулся к Харисиму. — Дозволишь поохотиться, хозяин?
— Валяй. Мне-то что.
— Ну и славно. — Я поправил меч за плечами. — Веди.
— Сейчас? — растерялся проситель.
— А что? Погода не лётная?
Харисим фыркнул.
— Упрашивать они все горазды. А как пошевелиться надо хоть чуть, так сей момент — в кусты…
— Пожалуйте, господин охотник, — обиделся проситель.
И выскочил под дождь. Я — за ним. Ливень за то время, что мы провели в избе, слабее не стал, потоки только усилились. И в небе — ни просвета.
— Откуда обычно прилетают ящеры?
— Вона, — проситель показал в сторону леса. — Видите, через луг тропинка идёт, в перелесок ныряет? Вот, чуть правее от неё всегда и показываются. И добычу тащат туда же, чтоб им пусто было!
— Сами виноваты. Нефиг было Харисимову маму обижать. Мало ли какая там поломка в генетическом коде — что ж теперь, измываться над человеком? Ну и в целом — мягко говоря, недальновидный поступок. Великан, небось — не карлик. Коню было понятно, что рано или поздно мальчик вырастет… Ладно. Свободен. Задача ясна, дальше сам разберусь.
Проситель торопливо поклонился и свалил.
А я потопал к лесу. Вымок насквозь через минуту после того, как вышел, и на дождь перестал обращать внимание. Дальше-то мокнуть один чёрт уже некуда.
Добравшись до обозначенной опушки, я установил в ряд три Западни. Сил они у меня хапнули, конечно, но и ящеров, надеюсь, выхватят не по одному на штуку. А десяток ящеров — это уже неплохой довесок к той кучке костей, что лежит в сейфе, дожидаясь мастера Сергия.
Харисиму оставить здесь пару Западней помешала, очевидно, чистая вредность. Вряд ли забота об односельчанах — что вляпаются ненароком… Ладно, это его дела.
Я отошёл метров на пять от Западней и запалил Манок. Как-то так вышло, что в дождь охотился впервые, до сих пор не доводилось. Не знал, как сработает Знак. Оказалось — штатно. Манок горел исправно, всем своим видом демонстрируя полное пренебрежение к погодным условиям. И ящеры, несмотря на нелётную погоду, к Манку потянулись как положено. Не прошло и двух минут — показались над перелеском. Десяток, как по заказу.
Западни я поставил удачно. В две из трёх вляпались по три ящера, в одну — два. Ещё два из десятка уцелели. Одного я встретил Ударом, другого мечом. Одна родия. И пять — из тех восьмерых, что вляпались в Западни, их я тоже добил Ударами.
Итого шесть родий на десяток. Неплохая пропорция, не зря пришёл! Однако что-то мне подсказывало, что приступать к сбору костей пока рано. Манок ещё горел. И скоро над перелеском поднялась вторая стая.
В этот раз — четырнадцать, два ряда по семь. Ох ты ж! Я почему-то думал, что их станет меньше. Ну да ладно, ящеры — не волкодлаки. Ловите!
Я влепил по несущимся на меня шеренгам три Удара, один за другим. Постарался сделать их рассредоточенными, так, чтобы захватить большую площадь. Под один попали два ящера, другие два Удара вынесли по три твари. Итого восемь. В
