Брауна. Этот жест придал ему ту силу, которую оружие придает почти любому, кто неуверен и слаб. И кому очень страшно.
– Они сами сделали это все!
Слова тяжело слетали с губ, рука сжимала пилу. Было так тяжело это говорить.
Рю с трудом подбирал слова:
– Браун отпилил голову Марко, затем кто-то расстрелял его самого из импульсника. Остальные расстреливали друг друга. А ещё резали чем попало, забивали друг друга насмерть, – Рюичи тоже посмотрел в иллюминатор. – А еще кто-то сменил коды и переключил защитную сеть. Она расстреляла мехи снаружи, сбила "Эмери", когда кто-то пытался спастись. И тот, кто сделал это, все еще здесь.
Диего посмотрел в глаза напарника, лицо которого теперь напоминало маску. Перевел взгляд на его руку, сжимающую пилу, и поудобнее перехватил винтовку за ствол, чтобы использовать её как дубину.
– Значит, какой-то ублюдок еще здесь, да?
– Верно, почти капрал Альварес. И рядовой Сакамото тоже тут. И одеты оба не по форме. Ай-яй-яй.
Солдаты дернулись и рефлекторно повернулись на знакомый голос. Они даже не успели рассмотреть того, кто с ними заговорил. Раздался сдвоенный треск выстрела из парализатора, и оба бойца упали, теряя сознание.
***
Что такое тяжелое пробуждение? Это узнаешь тогда, когда каждая мышца в теле, даже самая мелкая, горит огнем, а голову будто сверлят изнутри. Хочется крутиться от боли, кричать.
Рюичи Сакамото не мог и этого. Только стонать, не стыдясь своей боли. Его руки и ноги были привязаны к стулу, во рту находился кляп. Попытка открыть глаза ни к чему хорошему не привела. Яркий свет ослеплял, и глаза начинали слезиться.
– Рядовой Сакамото, рад что ты, наконец, очнулся, – неизвестный влажной салфеткой протер японцу глаза, и резь отступила. – Я, честно говоря, не знаю, зачем эти дротики снаряжают такой дрянью. Что вколоть антидот, что просто дать проспаться – разницы нет. Болит всё адски, да?
Рюичи наконец смог открыть глаза. Кляп ему неизвестный также убрал. Зрение еще не сфокусировалось, но говориашего он узнал. Этот голос он часто слышал и на базе, и по радио, когда связывался с командным центром.
– Лейтенант Перкинс? – зрение пришло в норму, и японец увидел того, кто говорил с ним.
Судя по окружению, они находились в лазарете. Хотя стерильность этого места была сильно испорчена, если смотреть на пятна крови на полу.
Неизвестным действительно был Перкинс, заместитель покойного Прайса. Обычно всегда аккуратно одетый и причесанный, сейчас офицер выглядел дико: армейские штаны с множеством карманов заляпаны грязью, одна штанина торчит из берца, а выше пояса мужчина был полностью раздет.
Рюичи с удивлением рассматривал офицера, который сидел на другом стуле напротив. Причина, почему Перкинс был без кителя, заключалась в бинтах, которыми мужчина был перевязан: грудь, левое плечо, шея, голова были замотаны белой тканью. Из-под повязки на лбу ввглядывала соломенная прядь. Следы уже привычной для взгляда крови были и на бинтах, и на открытых участках тела.
Вид офицер имел усталый. В руках пленитель держал упаковку с салфетками, которыми медленно вытирал кровь с тела.
– Ты забыл добавить слово сэр, рядовой.
Перкинс закончил вытирать кровь и внимательно смотрел на привязанного солдата. Слева к его стулу была прислонена стандартная армейская винтовка М-6. Распространенное оружие на жидком порохе или ЖМВ-шка, как её в просторечие называли солдаты. Уступая мелкокалиберному импульсному оружию в дульной мощности и скорости полета пули, шестерка, тем не менее, была более безопасна. Винтовка позволяла без страха стрелять внутри помещений без риска разгерметизации, а импульсники были уделом специальных и штурмовых подразделений.
– Да пошел ты, маньяк долбанный! – Сакамото выпалил это на одном дыхании, не очень раздумывая. Все увиденное сегодня довело бедолагу до крайности. После всего увиденного, всех этих смертей, кем еще мог быть единственный живой человек на базе?
Перкинс медленно положил пачку медицинских салфеток на столик с инструментами, стоявший рядом с ним. Рюичи, пока на него не смотрел раненый офицер, окинул лазарет взглядом.
Док, начальник медслужбы базы, держал свою территорию в образцовом порядке. Сейчас тут царил форменный разгром: шкафчики раскрыты, их содержимое раскидано по полу, часть оборудования разбита. И снова повсюду вездесущая кровь, которая стала уже привычным украшением на разгромленной базе.
На процедурном столе лицом вниз лежал раздетый по пояс солдат. Он был привязан ремнями. На его спине виднелись следы крови, лежали тампоны.
К своему ужасу, Сакамото опознал Альвареса. Не в силах отвернуться, Рю смотрел на окровавленное тело друга. Потому он и не сразу услышал, что говорит Перкинс.
Офицер опустил голову на грудь и бормотал себе под нос:
– Да, раз уцелел, значит виноват. Это я заставил их убивать друг друга смеха ради, а не скверна в них? Я сделал так, что они озверели, стали жестокими ублюдками? Или хуже того, стали бесчувственными чудовищами, как Прайс? – печальные глаза лейтенанта повернулись в сторону рядового, который смотрел на растерзанного друга. По щеке японца катилась слеза.
Перкинс тоже посмотрел на Альвареса и вздохнул:
– Да, Док бы сделал это аккуратнее. Жаль, что остальные его разорвали. Я не успел его спасти. Никого из них, – офицер снова посмотрел на Сакамото. Затем поднялся и взял со столика инъектор.
– Им я не смог помочь, но вас обоих я еще могу спасти. Надо только убрать из вас скверну. Док был прав. Если бы я его тогда послушал...
Тряхнув головой, словно отгоняя неприятные мысли, лейтенант решительно подошел к солдату. Тот, увидев как безумный офицер подходит к нему, дернулся назад и попробовал закричать. Увы, Перкинс был быстрее.
Инъектор прижался к шее, щелчок и вставленная в прибор капсула с шипением опустошается.
Сакамото почувствовал, как немеет его горло и перестает слушаться тело. Не в силах пошевелиться или сказать что-то, азиат просто смотрел слезящимися глазами на Перкинса. Офицер просто отбросил автоматический шприц в сторону и присел на корточки рядом с обездвиженным бойцом.
– Не повезло тебе, солдат, что ты так рано очнулся. После парализатора долго нельзя применять обезболивающее и даже общий наркоз. Побочка. Сердце у тебя не выдержит. Док говорил. Поэтому, на такой случай, он и предложил этот препарат.
Очередная слеза скатилась по щеке парализованного солдата. Лейтенант положил ему руку на голову и посмотрел в глаза подчиненного с грустной улыбкой на лице.
– Это паралитик. Он просто блокирует мышцы и не так опасен. Мне нужно, чтобы ты не шевелился. Знаешь, одно лишнее движение не туда и… Правда будет больно.
