его Муравецкий. – Она и так у меня, как негатив, в мозгу отпечаталась.
– Понимаю. Не каждый день такое увидеть доводится.
– Да, Бог миловал. И я могу вас твёрдо заверить, что ни разу в жизни живой её не видел.
– Силантий Фёдорович, а вас не удивила надпись на стене? Вы ведь её заметили?
– Заметил, – не стал отрицать мужчина, – только я не сразу связал её с убитой женщиной.
– И роман Достоевского не вспомнился? Топор и всё такое.
– Вспомнился позднее. Женщина ничуть не похожа на старуху из романа Фёдора Михайловича. Не старая совсем и одета модно.
– Так сейчас процентщицами становятся и молодые.
– Ну да, – кивнул старик и поведал с непроницаемым лицом: – Сейчас практически все банки ростовщичеством занимаются. Нам вот с Ганой постоянно на сотовые звонят.
– Зачем?
– Хотят, чтобы мы у них кредит взяли. Я первое время объяснял им, что мы старики и живём на пенсию. Ну, куда там! Их гонишь в дверь – они лезут в окно. Не осталось в наше время у многих совести. Вместо совести – счётная машинка.
Наполеонов ничего не ответил, в душе соглашаясь с сетованиями старика.
Помолчав несколько секунд, он спросил:
– Силантий Фёдорович, вы не замечали, не появлялись ли здесь у вас незнакомые люди?
– Милый вы мой человек, – улыбнулся Муравецкий, – мы ведь не в деревне живём, а в мегаполисе, так что незнакомые люди встречаются на каждом шагу.
– Вы правы, – вздохнул следователь, – тогда, может быть, вам кто-то показался подозрительным?
– Нет, никто подозрительным мне не показался.
Наполеонов полез в карман, достал визитную карточку и протянул Муравецкому.
– Если вспомните, то позвоните мне.
– Позвоню обязательно, – пообещал Муравецкий и поднялся с табурета, чтобы проводить следователя и закрыть за гостем дверь.
Игнатий поплёлся следом за ними. Уже уходя, Наполеонов наклонился и ласково потрепал пса.
Тот посмотрел на хозяина и, уловив поданный ему знак, отнёсся к проявленному вниманию следователя благосклонно.
Следователю на минутку даже стало жаль покидать уютную гостеприимную квартиру стариков Муравецких с несколько патриархальным укладом жизни. Хотя внутренний голос и подсказывал следователю, что первую скрипку в семейных отношениях Муравецких играет Ганна Филипповна, ему всё-таки хотелось думать, что дом держится на мужественных плечах его хозяина Силантия Фёдоровича, не склонного поддаваться своему немалому возрасту. Но тут он вспомнил причину, по которой Муравецкий оказался на улице ранним утром, и улыбнулся. Причиной был пёс Игнатий, вернее, то, что хозяин уступил желанию пса. Так что подруга его детства, по всей видимости, права, когда говорит, что они с Морисом живут под мягкой лапою кота, обожаемого обоими Дона. Вот и старики Муравецкие живут под лапой своего пса Игнатия. Наверное, то же самое происходит в семьях большинства кошатников и собачников.
А ведь есть любители и другой живности. Наполеонов невольно улыбнулся, представив себе живущих под лапой крысы Ларисы или под копытом мини-свинки. Романтика!
Едва он вышел из подъезда, как в лицо ему подул лёгкий освежающий ветерок, наполненный ароматом неунывающих петуний, цветущих на газонах и клумбах практически до первых заморозков. А до них, надо думать, ещё больше месяца. По крайней мере, Наполеонову хотелось на это надеяться. Следователь не любил холодной погоды, хотя отлично помнил трескучие зимние морозы своего детства.
Глава 4
Устанавливать личность убитой решили двумя параллельными путями – работая с бутиками, продающими одежду, соответствующую брендам той, что была на ней в момент смерти, и устанавливая имена-отчества-фамилии владельцев «Быстрых денег» и «Лёгких денег». Владельцев банков решили устанавливать в последнюю очередь.
Первая линия поиска ничего не дала. Продавцы в бутиках заверили оперативников, что у них ничего из этого не продавалась. Некоторые продавцы предположили с обоснованной долей уверенности, что одежда была куплена за границей.
– В Турции? – спросил, ласково улыбаясь, одну из девушек оперативник Ринат Ахметов.
– Ну что вы, – слегка зарумянилась она под лучистым взглядом его проникновенно голубых глаз, – скорее в Италии.
– Понятно, – отозвался он, – кто-то ездит в Италию любоваться развалинами Вечного города, а кто-то за шмотками.
– Можно совместить приятное с полезным, – обронила девушка.
– Что совместить? – переспросил оперативник.
– Экскурсию по древним достопримечательностям и пробежку по магазинам.
– А, – протянул он, – я как-то об этом не подумал.
– Вы пребываете в уверенности, что образованные девушки не интересуются брендовой одеждой? – спросила она.
– Что-то типа того, – признался он, вспомнив свою красавицу-жену.
Его Гузель была прекрасной без всяких эксклюзивных шмоток, на которые ему никогда не заработать денег. И даже если бы он заработал миллионы и отдал их жене, она бы нашла им более достойное применение, например истратив их на сохранение здоровья семьи, образование их дочери Гули, на путешествия по необъятной матушке России. Когда придёт время выходить ему в отставку, можно будет и о загородном доме подумать. А там и внуки пойдут.
«Эко куда меня занесло», – одёрнул себя Ринат и, попрощавшись с девушкой, покинул бутик.
В управлении он нос к носу столкнулся со своим коллегой Аветиком Григоряном.
– У тебя что-нибудь есть? – спросил Аветик первым.
– Пока ничего, – ответил Ринат.
– Ты потому такой сердитый?
– Я не сердитый, – ответил Ринат, – я задумчивый.
– И о чём же ты думаешь? – на лице Аветика появился искренний интерес.
– Размышляю над несоответствием заслуг и поощрений.
– В смысле? – не понял Аветик.
– В том смысле, что огромное число людей работает в поте лица. Выращивает хлеб, печёт из него буханки, добывает уголь, варит сталь, строит дома, конструирует самолёты и прочее, прочее, прочее. Короче, создаёт блага, необходимые для существования человечества. Учителя учат, врачи лечат, художники, писатели, музыканты облагораживают души. Мы с тобой, например, очищаем мир от всякой нечисти.
– Ринат, я не пойму, куда ты клонишь.
– Клоню я к тому, что «кто не работает, тот ест», как сказал антигерой одной из комедий великого Леонида Гайдая.
– И всё равно не понимаю. Это же было сказано в шутку, а не всерьёз.
– Ты уверен? – спросил Ринат.
– В чём?
– В том, что это была шутка.
– Ну…
– Оглянись вокруг! Где ты видишь процветающую доярку в норковой шубе и бриллиантах? Или механизатора на «Кадиллаке».
Аветик посмотрел на друга и захохотал, сверкая белоснежными зубами.
– Ты чего? – спросил Ринат озадаченно.
– Просто я подумал, ну зачем доярке бриллианты, а механизатору «Кадиллак»? Они же нормальные люди! Рабочий класс! А не выпендрёжники какие-то. Им не надо казаться, что-то представлять из себя для других. Они состоялись! И живут своей жизнью. Вот тебе надо «Кадиллак»?
– Вообще-то нет, – помотал головой Ринат.
– Вот и мне он на фиг не нужен.
– Умеешь ты, Григорян, успокоить и вдохновить, – улыбнулся Ринат.
– А
