В коридоре прошаркали шаги. Гришин, с трудом волочивший ноги в огромных ботинках, прошел в другом направлении. Лариса и Ева оглянулись и проводили Алексея взглядом.
– Не нравится он мне, – сказала Ильина, нахмурившись, – не сегодня завтра повесится.
– Ты что?! – испугалась Ершова, чуть не уронив пробирку с раствором рестриктазы.
Через большие окна лаборатории были видны кроны деревьев и проплывающие над ними рыхлые облака. Садившееся солнце иногда бросало на края облаков косой золотой луч, и тогда на несколько мгновений унылая картина преображалась, как по волшебству.
– У него апатия, он не хочет жить и, судя по всему, потерял надежду, – вздохнула Ильина, почесав длинным, как макаронина, пальцем кончик своего носа.
– Может, поговорить с ним? – спросила подругу Ева, внутренне содрогаясь. – Ноги, ставшие лыжами, – это еще не повод умирать! Мы-то с тобой не сдаемся.
– Да тебе-то что! – рассмеялась Ильина. – Ты, Ершова, просто пойдешь в салон и сделаешь себе фотоэпиляцию. И не будет у тебя лишних волос. Снова станешь человеком.
Луч солнца опять на секунду прорвался сквозь сплошную облачность и тут же пропал. Еве вдруг ужасно захотелось подставить лицо свету и зажмуриться, чтобы лучи проникали сквозь сомкнутые веки и становились ярко-розовыми. В здании НИИ девушке было неуютно. Стены в коридоре были выкрашены в бирюзовый цвет, но он совсем не напоминал о небе, являясь скорее издевательской пародией на него. Белые потолки, как в больнице. Мебель кое-где была современной, офисной, а в других помещениях оставалась старой, советского образца. Ева поймала себя на мысли, что ни на секунду не может расслабиться. Внутри как будто стоял ком, а может – стальной стержень. Иногда девушке приходило в голову, что так же некомфортно в НИИ чувствуют себя абсолютно все, в глубине души ожидая неприятностей и страдая от страха и беспокойства.
– Да-да, – повторила Лариса, – сделаешь фотоэпиляцию, и будет у тебя кожа гладкая, как у младенца.
Ева с сожалением отвернулась от окна, выныривая из глубины собственных мыслей.
– У меня не хватит денег, оплата за фотоэпиляцию рассчитывается на основе обработанных квадратных сантиметров тела, – пробормотала Ева. – К тому же такую процедуру можно делать девушкам с темными волосами и светлой кожей, чтобы контраст был. А я-то… Не негритянка, конечно, но вполне классическая смуглая восточная женщина.
Ева закончила перемешивать содержимое пробирки, когда на дороге, ведущей к НИИ, появилась маленькая красная машинка. Несколько секунд девушка рассматривала автомобиль, пытаясь вспомнить, видела ли она его раньше.
– Лариса, – позвала Ершова, махнув своей коллеге, которая в этот момент включала сканирующий туннельный микроскоп, стоивший кучу денег. За его создание разработчикам в свое время была вручена Нобелевская премия. – Чья это машина?
Бросив возиться с оборудованием, высокая, как журавль, Лариса подскочила к окну, чуть не ударившись о стекло длинным носом. Мускулистые крысы беспокойно зашевелились в своей клетке.
– Не знаю, – медленно сказала Ильина, – ни у кого из нас такой машины нету.
– Давай посмотрим, кто из нее выйдет, – предложила Ева, прижимаясь вплотную к стеклу, чтобы было лучше видно.
Дверца старенького «Сеата» распахнулась, и из машины вышла юная девушка в джинсах и куртке.
– Студентка, наверное, на практику отправили, – прошептала Ева.
Подруги переглянулись.
– Надо ее предупредить. Пусть скорее уезжает отсюда, – сказала Ершова. – А то будет здесь еще один урод и еще одна поломанная жизнь.
– Ты права, – спокойно кивнула Лариса. – Я ее предупрежу. Тебе нельзя рисковать.
Ева с недоумением посмотрела на Ильину.
– Думаешь, я не догадалась, что ты из спецслужб? – сказала Лариса, бросив быстрый взгляд на приоткрытую дверь. – Ты же ничего в биологии не понимаешь, совершенно, но все вынюхиваешь и выглядываешь. Если ты сейчас пойдешь предупреждать новенькую, то провалишь задание. Поэтому пойду я.
И она быстро вышла из лаборатории. Ева выбежала за ней.
– Пойдем вместе, – сказала она Ильиной. – Я, может, и рискую заданием, зато у меня всегда есть возможность вызвать подкрепление, ферштеен?
– Ты прямо-таки Джеймс Бонд, – сказала Лариса после минутного колебания.
– Тс-с-с-с, – ткнула ее Ева пальцем в бок. – Сейчас главное – предупредить новенькую.
Девушки быстро пошли по узкому коридору.
Алевтина налила полковнику темно-коричневый чай в прозрачную стеклянную чашку и подвинула блюдце с пирожным. Она явно не знала, с чего начать.
– Когда вы впервые познакомились с Утюговым? – спросил полковник, перемешивая жидкость и глядя, как в ее глубине, как в аквариуме, кружатся крупные черные чаинки.
– Около десяти лет назад. Может, двенадцать. А может, и все тринадцать, – сказала Алевтина. – Он тогда был заместителем директора НИИ Новых биотехнологий. Руководителем института он стал после смерти своего начальника.
– А что с ним случилось? – аккуратно спросил Владимир Евгеньевич.
– Разумеется, он пропал без вести, – насмешливо сказала Чабрецова. – Вышел погулять из НИИ в лес и не вернулся. После этого главой института стал Утюгов. Кстати, пропавший директор был умницей, красавцем и очень порядочным мужчиной.
– Молодым?
– На момент пропажи ему было около сорока, – сказала женщина.
– Вы думаете, его убили? – прямо спросил Рязанцев, отхлебывая чай.
Алевтина поморщилась. Ее пальцы нервным движением разгладили край скатерти с нарисованными на ней крупными маками.
– Не бойтесь, – сказал Владимир Евгеньевич, наклоняясь вперед, – вы жена моего друга, у нас сейчас с вами частная беседа, просто расскажите мне все, что знаете. Как я уже сказал, у меня в этом НИИ невеста, и я очень волнуюсь. Если честно, то просто места себе не нахожу.
Чабрецова молчала. Полковник не торопил ее. Он медленно пил чай и ел пирожное, купленное Алевтиной во французской булочной, находившейся на первом этаже их дома.
– Не только я думаю, что это было убийство, – сказала наконец Чабрецова. – У нас почти все так считают, только вслух не говорят. Все-таки мы научные работники, а не сплетники, и уважаем факты, а не домыслы. К тому же НИИ Новых биотехнологий обычно представляет на конференции великолепные доклады, у них отлично поставлена работа, так что формально к ним нет никаких претензий. А слухи – это не из области науки.
Она встала и подошла к окну.
– Но раз у вас там невеста и это ваше личное дело, я расскажу все, что знаю.
Рязанцев напрягся, боясь пропустить хоть слово.
– Я была хорошо знакома с предыдущим директором, Степаном Комиссаровым, молодым успешным доктором наук, хорошим администратором и приятным человеком, – сказала Алевтина. – Профессор Утюгов был его замом по науке. Кроме того, я была знакома с дочерью Утюгова.
