Правильно, таких плащей в Тарасове больше ни у кого нет. Эксклюзив, единственный экземпляр, мне его в нашем Доме быта одна портниха срисовала с модели Кардена. И очень удачно получилось, между прочим.
— Ладно, — нехотя ответила Рита и пригласила нас идти за ней.
Пройдя длинными коридорами и узкими лестницами, мы спустились куда-то ниже уровня уличного асфальта и попали в короткий коридорчик, в котором была только одна обитая жестью дверь, запертая на висячий замок.
Вынув из кармана ключ, Рита с трудом отперла замок и пропустила нас внутрь.
Зайдя в отворенную комнату, мы увидели высокие стеллажи, на которых стояли и лежали прикрытые калькой картины, картинки и мелкая пластика.
— Вот и наше богатство. — Рита сделала жест рукой, потом достала пачку «Винстона» из заднего кармана джинсов, выбила сигарету и прикурила от спички.
Я осмотрела комнату. Она была приблизительно метров двадцать по площади, но высокий потолок делал ее зрительно больше. Справа, высоко от пола были два больших окна, и, хотя света, идущего из них, хватало, горели еще и четыре потолочных светильника. Создавалось впечатление излишней иллюминации. Я об этом Рите и сказала для завязки разговора.
— Картины умирают без света, — равнодушным голосом ответила она, — краски темнеют и жухнут. А еще насекомые наглеют… Жрут, сволочи, а при свете они… — Рита замялась, видимо, подыскивая эпитет.
— Стесняются? — подсказала я. Рита усмехнулась и откашлялась.
— В наше время никто ничего не стесняется, — поучительным тоном сказала она, — ни мужички…
— Ни жучки, — подхватила я, и холодок между нами исчез.
— Вас что интересует конкретно? — спросила она.
— Пропавший ван Хольмс тоже хранился здесь? — задала я первый вопрос.
Рита подошла к одному из стеллажей, расположенных прямо под окном, и показала на среднюю полку.
— Он стоял здесь в специальных зажимах, — объяснила она, — зажимы удерживали доску в вертикальном положении.
— Какую доску? — не поняла я.
Рита взглянула на меня с удовлетворением и словно нехотя пояснила:
— Ван Хольмс писал на дубовых досках, как и все голландские художники того времени. Техника живописи на холстах пришла позже из Италии.
— А кто имеет сюда доступ, кроме вас и Николая Игнатьевича? — спросила я Риту.
— Этот вопрос уже задавался семьдесят семь раз, — вздохнула Рита. — У нас в отделе еще два человека, помимо меня и Николая Игнатьевича, сегодня они выходные… А еще приблизительно тогда же, когда пропал Хольмс, здесь побывало много народу. Вплоть до выпускного курса худучилища, они копировали голландские пейзажи семнадцатого века.
— Значит, его могли взять и студенты? — уточнила я.
— Что значит «взять»? — переспросила Рита. — Студенты здесь были не одни, с ними всегда находился кто-то из персонала, к тому же нужно не только взять, но и вынести, а это уже сложности второго порядка…
— А почему же все эти экспонаты не в залах, а здесь? — задала я последний вопрос, который с самого начала вертелся у меня наязыке.
Рита пожала плечами:
— Причин куча: и некоторая поврежденность экспонатов, и перебор материала по одной тематике в экспозициях, да мало ли что еще?
Побродив по хранилищу и не придумав новых вопросов, мы решили возвращаться.
Рита повела нас уже другой дорогой, сказав, что так будет короче. Неожиданно она спросила:
— Вы любые материалы печатаете?
— Что значит — любые? — не поняла я. — Очень даже не любые. Порнуху — ни в коем случае. Кроссвордов у нас тоже нет, да мало ли чего еще нет. Скажи конкретнее, что тебя интересует, и я отвечу.
Рита подумала, потом снова спросила:
— А если это будет сенсация, но без указания фамилии автора? Такое возможно?
Я внимательно взглянула на нее.
— Сенсации бывают разные, что ты имеешь в виду? Или это пока совсем уж страшный секрет?
Рита опять помолчала.
— Ну предположим, я точно знаю, где лежит клад. Не деньги, а что-то другое, но тоже очень ценное. Я хочу об этом рассказать, но не раскрываясь сама. Такое можно будет сделать?
— Конечно. Мы можем дать анонимную статью, указать, что редакция ответственности за нее не несет, что все написанное — это личное мнение автора. Но материал должен быть интересен. Текст есть? Давай я посмотрю. Пока на руках текста нет, что-либо конкретное сказать трудно.
— Не написала еще текста. Но напишу, — сказала Рита.
— Для нас главное, чтобы было интересно, — еще раз уточнила я, — желательна сенсация…
— Вот-вот, — подхватила Рита. — И если я дам сенсационную статью, вы напечатаете ее без моей фамилии… Такое возможно?
Я с интересом посмотрела на нее.
— Конечно, вариантов много. Можно дать под псевдонимом, можно действительно пустить без указания авторства. Редакция только обозначит, что за достоверность не ручается. Только, Рита, — я постаралась выделить голосом эту фразу, — нужны факты, которые можно было бы проверить.
— Это я понимаю, — рассмеялась она, — я не собираюсь писать, что на горе Арарат найден Ноев ковчег с турбинным двигателем фирмы «Виккерс». Моя сенсация у всех перед глазами, я только помогу ее разглядеть.
— Договорились, — ответила я и, достав из своей сумочки визитку, протянула ей. — Здесь мой телефон и адрес редакции, приходите с материалом, поговорим подробнее.
Дойдя до выхода из галереи, мы с Кряжимским распрощались с Ритой, поблагодарив ее за экскурсию, и вышли на улицу.
А там крутится в воздухе первый мелкий снег. Как ни грустно об этом думать, но скоро наступит зима.
Я в общем-то была довольна результатом поездки в галерею. Было ясно, что обвинение Спиридонова по меньшей мере притянуто за уши: минимум четыре человека имели возможность совершить эту кражу, и кроме того, слова Риты породили во мне какую-то смутную надежду. Я почему-то была уверена, что ее «сенсация» будет близко касаться галереи и, возможно, поможет узнать что-то новое по поводу этого дела.
Вернувшись в редакцию, я увидела Виктора. Он рассказал мне, что довез Спиридонова до его дома, тот поднялся в свою квартиру на девятом этаже и, выйдя на лоджию, бросился вниз.
Услышав об этом, я заплакала… Остаток рабочего дня прошел как в тумане. Впрочем, что я говорю! День уже был нерабочим по определению.
Маринка ставила один кофейник за другим, все мы собрались в моем кабинете и больше молчали, чем разговаривали. Все было и так понятно, о чем говорить?
Письмо, которое мне оставил Спиридонов, было вскрыто почти сразу же, как Виктор принес мне кошмарную весть. Прочитав письмо, — в общем и целом, оно повторяло содержание того, что мне сказал сам Спиридонов, — я отдала письмо Кряжимскому, поручив поместить его в завтрашнем номере на первой полосе, выкинув с нее все, что будет мешать публикации.
