согласилась.
У нее вообще мировые родители. К своим двадцати четырем Таня это понимала четко.
Попрощавшись с Женечкой и надев шлем, она тронулась с места.
Поездка на скорости по вечерней Москве после нелегкого эфира – то, что надо. И голова проветрится, и мысли упорядочатся. Позвонил какой-то ненормальный. Сколько их уже было в ее радиожизни? Не первый и не последний. Про бант вот только откуда узнал? Может, Ваня кому-то обмолвился? Или мама? Всему есть объяснение.
Москва в пятницу долго не ложится спать. Открытые кафе, рестораны, горящие витрины магазинов, гуляющие люди. Впрочем, это в центре. В спальных районах спокойнее. Оставив мотоцикл на стоянке, Таня направилась к подъезду.
Домофон ответил сразу жизнерадостным голосом брата. Большая редкость. Обычно в такое время он может оказаться где угодно, только не дома.
В квартире привычно вкусно пахло. У мамы вообще талант к кулинарии. Таня его унаследовала, но пользовалась своим умением нечасто. На одной кухне двум хозяйкам не место.
– Ты голодная?
– Не очень. В студии кондиционер сломался, такая духота была, что есть совсем не хочется. Но чаю попью.
– Я сейчас поставлю.
Таня прошла на кухню и поцеловала стоявшую у плиты маму, а потом папу, сидевшего за столом и смотревшего что-то в телефоне.
– Ого, классное фото, – Таня наклонилась и тоже стала смотреть в телефон. – Это из сегодняшнего?
Отец кивнул головой. Он был профессиональным фотографом, несколько лет назад открыл школу, а летом проводил курсы с детьми.
Мама же была дизайнером. Именно она из трехкомнатной квартиры умудрилась сделать четырехкомнатную, когда Таня с Ваней подросли. Был какой-то долгий ремонт, в результате которого гостиная уменьшилась в размерах, но детскую удалось поделить на два крохотных помещения.
– Зато теперь у каждого есть свой угол, – аргументировала мама, сумевшая придать им вид настоящих комнат.
Таня обожала свою дружную, шумную и немного сумасшедшую семью, про которую порой говорила «пристанище последних хиппи».
– Чайник вскипел, мой руки, – скомандовала мама. – Ты точно не будешь курицу?
– Точно.
Таня пошла в ванную, но по дороге завернула к брату. Тот валялся на диване в гостиной и что-то напевал себе под нос.
– Слушай, ты про бант в горох кому-нибудь рассказывал? – спросила она.
– Про какой бант? – не понял он.
– Ну помнишь, у нас тут долго фотография моя висела? – Таня указала рукой на стену.
– Сейчас вспомнил. А до этого не помнил, поэтому не рассказывал.
– Ясно, – вздохнула Таня, которая сама про него не помнила. До сегодняшнего дня.
– А что случилось-то? – брат был явно заинтригован, он спустил на пол ноги и сел.
– Да звонил сегодня в эфир какой-то странный. То ли разыгрывал, то ли напугать хотел, ладно…
– О! Нам сегодня везет на странных. Я тоже повстречал вечером одного пианиста. А по виду – скрипач.
– Почему скрипач? – удивилась Таня.
– Да знаешь, из таких, которые всегда ходят со смычком в заднице. Зато тачка у него что надо.
– Как же он в нее садится-то? Со смычком?
Ваня захохотал, да так заразительно, что Таня тоже засмеялась. Впервые за вечер.
– Да знаешь, как-то приноровился.
Глава 2
Философский вопрос: зачем покупать спортивную машину, прям крутую, если ездить на ней исключительно шестьдесят километров в час?
Ваня Тобольцев (Иня)
Илья опустил ноги с кровати. Послышалось негромкое тявканье.
– Спи, герой.
Подвигал ступней, нащупал тапки. Никогда не носил домашнюю обувь. Но мама почему-то подарила ему пару зеленых клетчатых, когда Илья перебирался в свою квартиру. Наверное, потому, что она очень переживала по поводу его отъезда из отчего дома. А Илья их почему-то теперь носил. Хотя мама об этом, разумеется, не знала.
Сначала дошел до кухни, поставил чайник. Если бессонница пришла, бороться с ней бессмысленно, лучше провести это время с пользой. И с Шопеном.
С кружкой чая вернулся в гостиную, подошел к роялю, тронул ноты. Но не стал садиться за инструмент, устроился на диване. Из спальни вышел Сатурн, проковылял к лежанке около угла дивана, устроился там и посмотрел на хозяина слезящимися глазами. Начинай, мол. Илья кивнул:
– Сейчас, только чаю попью.
В этой квартире идеальная звукоизоляция – ее делали с учетом перспективы многочасовых занятий на рояле, чтобы не мешать соседям. Можно играть хоть в три часа ночи. Мама любила повторять фразу одного из ее любимых скрипачей, испанца Пабло де Сарасате – того самого, на концерт которого ходил сам Шерлок Холмс: «Я занимаюсь по двенадцать часов в сутки, а они называют меня гением!» Илья прекрасно понимал знаменитого испанца. Он сам занимался примерно столько же. Всю свою жизнь. Как результат – выиграл несколько музыкальных конкурсов, окончил с отличием консерваторию, ему прочили блестящую музыкальную карьеру, а кое-кто даже так же называл его гением.
Звучит неплохо.
Илья отпил еще чая, задумчиво посмотрел на рояль. У инструмента было собственное имя – Модест Ильич. В честь брата Петра Ильича Чайковского, благодаря которому наследие великого композитора дошло до потомков. Да, рояль носил знаменитое музыкальное имя, и Илья часто с ним разговаривал. Разговаривал с роялем, с псом. Потому что больше поговорить было не с кем.
Тебя называют одним из самых талантливых молодых пианистов современности, за плечами победы в конкурсах, впереди – интересные планы и проекты. А здесь и сейчас – ты один, с чашкой чая, старым псом и молчащим роялем.
И тишина давит просто оглушительно.
Он аккуратно поставил чашку на столик, скинул с ног тапки, прошел к инструменту, поднял крышку.
Шопен знал об одиночестве все. Он поможет.
Тишину ночной квартиры разрезали хрустальные звуки Ноктюрна фа-минор.
* * *
Все же повезло Ване с мамой. Она, в отличие от отца, никогда не задавала неудобных вопросов. С отцом тоже повезло, только он вопросы задавал. Врать Ваня умел, причем с вдохновением, но тут почему-то не получалось.
На вопрос: «Как дела в институте?» отвечал неизменно: «Все в порядке» – и, в общем-то, говорил правду. Не, в институте и правда было круто – жизнь бурлила, куча знакомых, длинноногие девчонки, даже некоторые предметы ничего, типа маркетинга. А вот с сессией все обстояло не так хорошо. И если бухгалтерский учет худо-бедно удалось сдать с помощью шпаргалок и наушника-магнита, то с финансовой математикой случилось полное фиаско. У него и с обычной-то математикой всегда нелады были, а тут финансовая.
В общем, соврать об удачно сданной сессии не получилось.
Сестра довольно усмехнулась, мол, «что я говорила», отец промолчал и ушел в другую комнату – он вообще как-то болезненно воспринимал Ванины неудачи, а
