А вот на неугомонного Кабреру мы теперь посмотрим более пристально. Если он действительно представляет опасность, то следует им заняться. Что ещё ему известно о нас?
— Кабрера пытается раскачать историю с лодкой капитан-лейтенанта Зимона.
— Ах, да, Зимон! — неожиданно вспомнил Мюллер. — Её так и не нашли?
— Нет. Но у побережья Аргентины исчез уругвайский пароход, и теперь Кабрера всячески пытается увязать эти два события.
— А вот здесь ему не препятствуйте. Пусть отвлекутся, ищут, больше думают об исчезнувшей лодке и меньше — о нас. Можете даже изобразить помощь, посоветовав, как и где лучше искать. Вы ведь лично видели подводника Зимона, так обрисуйте им его, составьте психологический портрет, поиграйте в участие.
Мюллер обошёл вокруг Хоффмана, затем сел напротив, в кожаное, под стать дивану, кресло, и закинул ногу на ногу. Он любил испытывать своих подчинённых долгим пристальным взглядом. Конечной целью было заставить их нервничать, но Вольф Хоффман оказался крепким орешком. Нет, Мюллер в нём не сомневался, но иногда не мог отказать себе в подобных играх. Оберштурмбаннфюрера Хоффмана, руководителя отдела гестапо, занимавшегося противодействием экономическому шпионажу, Мюллер прихватил с собой в Аргентину не случайно. Он был одним из немногих, которые не боялись перечить всемогущему шефу тайной государственной полиции, чем и снискал у того уважение. При этом его аргументы в споре всегда основывались на большом объёме знаний, любознательности исследователя, отрицании авторитетов, отстаивании собственного независимого суждения, — но в то же время Хоффман скромно делал вид, что ничего не замечает, когда руководитель беззастенчиво воровал его идеи. Спорить с Мюллером, казалось, доставляло Хоффману истинное удовольствие.
Вот он сидит на диване под пристальным взглядом шефа, вполне довольный, у него едва заметное брюшко, ладный чёрный костюм, гладко выбрит, руки ухоженные, напоказ улыбчив, и только Мюллер знал, что под личиной невинной овечки скрывается матёрый волк с титановыми зубами.
— Вольф, я никогда не был фанатиком или садистом, — произнёс Мюллер в ответ на безразличный взгляд Хоффмана, — зато я всегда умел прекрасно делать свою работу. Заключалась она в поиске инакомыслящих и добывании информации. С этим я справлялся виртуозно. То, что вы сейчас мне рассказали, представляет интерес, но вы прекрасно понимаете, что я жду от вас другого.
— Сложно работать, когда тебе пытаются вредить. В Германии я бы легко решил этот вопрос, но здесь мне приходится просить помощи у вас. С Кабрерой нужно покончить!
— Вижу, насолил вам мэр. Но мы не в Германии, здесь придётся работать тонко. Обещаю с ним разобраться. Вольф, вы увиливаете. Проявите проницательность и скажите мне то, чего я от вас жду.
Припёртый к стене, Хоффман помрачнел и опустил глаза.
— В этом направлении работать ещё сложнее. Подобраться к Борману непросто. Пробовали внедриться — не смогли. Завербовать кого-то из окружения тоже не получилось. Партайгеноссе хорошо платит — перекупить его людей невозможно.
— У кого золото, у того и верность, — согласился Мюллер. — А если золото найдём мы, то вся верная челядь Бормана тут же переметнётся в наш лагерь. Поработайте ещё в этом направлении. Не верю, что это бесполезно, — кто-нибудь да дрогнет.
— Есть одна мысль, — неуверенно начал Хоффман.
— Я никогда не сомневался, что у вас их нет, — улыбнулся Мюллер. — Слушаю.
— На некоего Бруно Штейбера, которого часто видели рядом с Борманом, пытался выйти Фегелейн. И есть информация, хотя и сомнительная, что вербовка удалась.
— Фегелейн? — вытянулось лицо Мюллера. — Наш маленький Герман решил поиграть во взрослые игры? Удивительный факт. Что же тебя смущает?
— Слишком легко у него всё получилось. Подозреваю, что с Фегелейном затеяли двойную игру. На Штейбера его вывел приставленный к Гитлеру охранник, как оказалось, они раньше вместе служили. На такой стадии я вполне верю в искренность дружеских отношений, но дальше — чем больше звеньев в цепи, тем меньше её прочность. Скажу даже, что Фегелейн пробовал выйти и на моих людей. Работает он топорно, грубо, а потому мне известно о каждом его шаге. А мысль моя в том, чтобы попробовать перехватить инициативу со Штейбером. Если он действительно продался, то его легко взять за горло.
— Вот так Герман! — не переставал удивляться Мюллер. — Я помог ему бежать лишь потому, что нашему Адольфу нужна была нянька. Он для этой роли подходил как никто. Но надо же — Герман вдруг возомнил себя разведчиком! Что ж, посмотрим, на что способен наш зарвавшийся конюх.
Группенфюрер СС Герман Отто Фегелейн, перед тем как жениться на сестре любовницы Гитлера и взлететь к вершине Третьего рейха, работал конюхом и жокеем. Война определила его в кавалерийские части СС, где, благодаря знанию вопроса, он быстро сумел выбиться в командный состав. Уже в начале сорок второго энергичный Фегелейн был командиром бригады СС, состоявшей из двух кавалерийских полков в составе частей знаменитой дивизии «Мёртвая голова». Карьера неплохо шла в гору, но она рванула к небесам куда резвее, когда в дело вмешался любвеобильный Амур. Но за глаза Германа по-прежнему называли конюхом. Эта кличка прикипела к нему намертво.
— Вот что я вам скажу, Вольф, — после долгого раздумья произнёс Мюллер. — Не отталкивайте Фегелейна. Подыграйте ему, пойдите навстречу, подружитесь. Возьмите его на дружеский поводок и держите так до поры до времени. Через него мне интересно узнать, что известно о сокровищах Гитлеру. Борман утверждает, что ровным счётом ничего. Но почему он тогда так рвётся его убрать? Обычно так поступают, когда хотят избавиться от опасных и знающих суть дела конкурентов. А по словам Бормана, Гитлер уже превратился в пустое место. Неувязка.
— Фегелейна тоже интересовало прибывшее с лодкой золото. Так что вполне вероятно, место клада Борман сумел скрыть от всех, и Гитлер действительно ничего не знает. Боюсь, что эта тайна пока известна лишь исключительно партайгеноссе.
— Борман единолично занимался банковскими счетами почти во всех банках мира, — подтвердил Мюллер. — Но вот то, что не сумел обратить в валюту, он спрятал здесь. Вы вот что, Хоффман, ненавязчиво сообщите Фегелейну информацию о сокровищах — ничего не значащую, но способную разжечь аппетит. — и понаблюдайте за реакцией. И вообще, почаще заводите с ним разговор о золоте партии. Если ему что-то известно, вы сразу поймёте. Конюх Герман против вас — щенок. Вы его расколете в два счёта.
— Я вас не подведу, — Хоффман поднялся, почувствовав, что разговор подошёл к концу. — Господин группенфюрер, я хочу получить полную свободу действий.
— Вы её получили, — кивнул Мюллер. — Что-то ещё?
— Этого мне вполне достаточно.
Покидал Хоффман дачу в приподнятом настроении. Он тоже давно был не прочь затеять свою собственную игру, и неожиданно развязанные руки давали ему
