— А-а! — улыбнулся он. — Четверг! Давненько я тебя не видел… Все в порядке?
— Да, — неуверенно ответила я, — по-моему.
— Восхитительно! Я только что придумал дешевую форму энергии: совместив макароны и антимакароны, мы станем свидетелями полной аннигиляции равиолей и высвобождения громадного количества энергии. Могу с уверенностью предсказать, что среднего размера каннелони[7]хватит для питания Суиндона на год с лишним. Впрочем, я могу и ошибаться.
— Ты нечасто ошибаешься, — тихо сказала я.
— Думаю, я с самого начала ошибся в том, что вообще начал изобретать, — ответил Майкрофт после минутного раздумья. — Из того, что я могу это делать, вовсе не следует, что я должен этим заниматься. Если бы ученые перестали думать о своих творениях, мир стал бы лучшим…
Он оборвал свою речь, вопросительно взглянул на меня и заметил с нехарактерной для него проницательностью:
— Ты как-то странно на меня смотришь.
— Ага, — промямлила я, тщательно выбирая формулировку. — Понимаешь… мне кажется… так сказать… я очень удивлена.
— Правда? — Он отложил устройство, над которым работал. — А почему?
— Ну, — уже тверже ответила я, — я удивлена тем, что вижу тебя, потому что ты умер шесть лет назад!
— Умер? — переспросил Майкрофт с неподдельной озабоченностью. — Почему мне никто не сказал?
Я пожала плечами за неимением ответа.
— Ты уверена? — спросил он, погладив себя по груди и животу, затем измерив пульс в надежде убедить себя, что я ошибаюсь. — Знаю, я немного рассеян, но уж такое-то я бы запомнил.
— Да, абсолютно уверена. Я присутствовала при этом.
— Ничего себе, — задумчиво пробормотал Майкрофт, — ведь если твои слова верны и я действительно мертв, то вполне возможно, что это вовсе не я, а некая голографическая запись с вариативными реакциями… Давай-ка поищем проектор.
На поиски ушло добрых пять минут. Не найдя ничего хоть отдаленно напоминающего голографический проектор, мы с Майкрофтом уселись на упаковочный ящик и несколько секунд сидели молча.
— Мертв, — буркнул Майкрофт с оттенком покорности в голосе. — Никогда раньше не приходилось. Ни разу. Ты точно уверена?
— Точно. Тебе было восемьдесят семь. Вполне ожидаемый исход.
— Ах да, — откликнулся он, словно у него шевельнулось смутное воспоминание. — А Полли? — вдруг вспомнил он о жене. — Как она?
— Очень хорошо. Они с мамой взялись за старое, как обычно.
— Достают маркетологов?
— В том числе. Но она ужасно по тебе скучает.
— И я по ней. — Внезапно он занервничал. — Она никого еще себе не завела?
— В девяносто два?
— Чертовски привлекательная женщина… и умная к тому же.
— Нет, не завела.
— Хм. Что ж, если увидишь кого-нибудь подходящего, о любимая племянница, подтолкни его в ее сторону, ладно? Я не хочу, чтобы она была одинока.
— Я сделаю это, дядюшка, обещаю.
Мы еще немного помолчали, и я поежилась.
— Майкрофт, — сказала я, вдруг подумав, что его появление может, в конце концов, и вовсе не иметь научного объяснения, — я хочу кое-что проверить.
Я коснулась его кончиками вытянутых пальцев, но там, где им полагалось встретить твердое сопротивление рукава, ничего не оказалось — пальцы прошли насквозь. Его здесь не было. Или он был, но как нечто нематериальное — призрак.
— О-о-о! — выдохнул он, когда я убрала руку. — Какое странное ощущение!
— Майкрофт, ты привидение!
— Чушь! Научно доказано, что это совершенно невозможно. — Он призадумался. — С чего бы мне им стать?
Я пожала плечами.
— Не знаю… может, ты что-нибудь не закончил перед смертью и теперь оно тебя беспокоит.
— Великий Скотт! Ты права. Я так и не завершил последнюю главу «Любви среди бегоний».
На пенсии Майкрофт проводил время за написанием любовных романов, причем все они на удивление хорошо продавались. Так хорошо, что он навлек на себя стойкую враждебность Дафны Фаркитт, признанной королевы жанра. Она разразилась гневным письмом, в котором обвинила дядюшку в «безудержном» плагиате. Последовало нагромождение исков и встречных исков, прекратившееся только со смертью Майкрофта. Противостояние было такое жесткое, что конспирологи заявили, будто дядю отравили обезумевшие фанаты Фаркитт. Нам пришлось опубликовать его свидетельство о смерти, чтобы пресечь слухи.
— Полли закончила «Любовь среди бегоний» за тебя.
Он вздохнул.
— Может, я вернулся, чтобы преследовать эту злобную корову Фаркитт?
— В таком случае ты бы находился у нее дома, делая «угу-гу» и лязгая цепями.
— Не очень-то солидно звучит, — презрительно фыркнул дядюшка.
— Как насчет какого-нибудь изобретения в последнюю минуту? Какой-нибудь идеи, до которой так и не дошли руки?
Майкрофт думал долго и старательно, причем в процессе лицо его сменило несколько причудливых выражений.
— Поразительно! — воскликнул он наконец, пыхтя от усилий. — Я больше не могу выдать оригинальную мысль. Как только мой мозг прекратил функционировать, Майкрофту-изобретателю пришел конец. Ты права: должно быть, я умер. Вот что самое обидное.
— И никакого понятия, зачем ты здесь?
— Ни малейшего, — уныло отозвался он.
— Ладно, — сказала я, поднимаясь, — я проведу кое-какое расследование. Хочешь, чтобы Полли узнала, что ты вернулся в форме духа?
— Оставляю это на твое усмотрение, — сказал он. — Но если все-таки скажешь ей, вверни что-нибудь насчет того, что она была самой лучшей спутницей, какая может достаться человеку. «Два сердца бьются, как одно, все думы пополам».[8]
Я щелкнула пальцами. Вот так я и хотела описать нас с Лондэном.
— Здорово! Можно воспользоваться?
— Разумеется. Ты хоть представляешь, как я скучаю по Полли?
Я подумала о тех двух годах, когда Лондэн был устранен.
— Представляю. А она скучает по тебе, дядюшка, каждое мгновение каждого дня.
Он поднял на меня заблестевшие глаза.
Я попыталась положить ладонь ему на руку, но она прошла сквозь призрачную конечность и приземлилась на твердую поверхность верстака.
— Придется подумать, с какой целью я мог здесь оказаться, — тихо сказал Майкрофт. — Будешь заглядывать ко мне время от времени?
