Правильно? Казалось бы, те времена минули и канули в Лету безвозвратно. Но ничего подобного. Буквально пару дней назад я прочёл в интернете, что в Омске родители назвали мальчика… Влапунал! Я не шучу нисколько. Тот, кто сомневается в правдивости моих слов, пусть загуглит имя Влапунал и убедится, что имя Влапунал означает «Владимир Путин наш лидер».
Бедный Влапунал! Ох и не сладко придётся ему в школе. Ну да Бог с ним – с Влапуналом.
Мои родители тоже не эталон вменяемости и адекватности. И мне тоже могло не подфартить с именем.
Обычно имена подбирают заранее. Мои родители дотянули аж до моего появления. Меня уже привезли домой, а я всё ещё оставался безымянным.
Устроили семейный совет. Присутствовали и принимали живое участие: мама, папа и моя старшая сестра Наташа.
Отец сказал:
- А что если Карп? Хорошее имя.
- Карп? – спросила мама. – Как рыба?
- В честь моего деда, - объяснил папа. – Героический был человек… Самого батька Махно перепил, а ведь самому уже под полтинник было.
- Передай Ефросинье Карповне, что мы, конечно, с уважением относимся к памяти её отца…
- Нет, - возразил папа, - Ефросинья Карповна мечтает, чтобы внука звали Харман. Мы жили в Одессе в годы оккупации, и один румынский офицер спас нас от голодной смерти. Харман – в его честь.
На маму папина история впечатления не произвела.
- Мне нравится имя Борис.
- Томця, погляди на него! Чтобы быть Борькой, ему надо было при рождении весить как минимум четыре килограмма. А наш дохляк едва до трёх дотягивал. Спасибо, что хоть живой. Ну какой из него Борис? Его соплёй перешибить можно.
Мать обратилась к дочери:
- Наташенька, а тебе какое имя нравится?
- Кай, - ответила сестра.
В этот момент – так гласит семейная легенда – я заплакал. Не исключено, что меня испугала перспектива быть названным Каем или Харманом.
Мать бросилась меня убаюкивать.
- Наташа, ты неправильно поняла, - сказал папа. – Мы имели в виду, как бы ты хотела назвать братика?
- Кай, - повторила сестрёнка.
Отец хохотнул. Наташа поспешила исправиться:
- Или Алёша.
Отец презрительно фыркнул:
- Алёшенька…
Однако мама поддержала дочку:
- Алёша звучит очень мило.
- Бросим жребий, - решил папа. – Наташа, возьми четыре бумажки. На каждой напиши одно имя. Кая мы отметаем. Если бы ты была Герда, я бы ещё подумал. А так – никакого смысла. Даже не смешно….
- Ну мама… - захныкала Наташа.
- Пускай подпишет пять бумажек, - устало попросила мама папу.
- Ладно. Тогда в финал выходят: Кай, Карп, Борис, Алексей и Харман.
- Харман? – маме передались мои опасения.
- Пусть сама судьба решит.
Папа снял шляпу, оголив свою роскошную плешь. Протянул шляпу Наташе.
- Перемешай хорошенько бумажки. Так. Хорошо. Кто будет тянуть?
- Пусть дочка тянет.
- Это справедливо, - согласился папа. – У ребёнка чистое сердце и, надеюсь, лёгкая рука.
Наташа запустила ручонку в шляпу и вытянула одну из пяти бумажек.
- Читай!
- Алексей, - прочитала Наташа вслух слегка разочарованно.
- С судьбой не поспоришь, - подытожил отец.
… Лишь десять лет спустя сестра призналась мне в том, что на четырёх листочках она написала Кай и только на одной неуверенно вывела Алексей.
Отец был прав. От судьбы не уйдёшь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОТЕЦ
Всякий раз, когда речь заходит о моём отце, мне хочется процитировать первое предложение из мемуаров одной знаменитой американской киноактрисы: «Мой папа был мужчиной – это всё, что мне о нём известно».
Мой случай не лучше. Хотя мне об отце известно чуть больше. Я знаю его имя. Ношу его фамилию. Знаю, что с двенадцати лет он воспитывался в детдоме, потом его забрала к себе вернувшаяся из заключения мать, моя бабушка. Знаю, что он служил в морфлоте, на атомной подводной лодке. Потом учился на художника, но бросил: ему всегда не хватало усидчивости, что, к слову сказать, передалось и мне. Знаю, что он был очень весёлым, жизнерадостным человеком. Всё время шутил. Буквально всё превращал в шутку. (Моя мать полагала, что говорить серьёзно он не умел вовсе.) Любил выпить. Любил женщин. Футбол. Рыбалку. Коллекционировал игральные карты… Вот, пожалуй, и всё.
Когда мне исполнился годик, он нас бросил. Вернее, окончательно перестал нас навещать. Мать пару лет ещё надеялась, что он одумается, вернётся и будет с нами жить. Надеждам не суждено было сбыться, и мама стала изредка выпивать, затем напиваться, а потом уже начала пить беспробудно, чем окончательно превратила моё детство в сущий ад, в котором, конечно, были свои светлые полосы – именно о них я собираюсь рассказать на страницах этой книги; их немного, меньше, чем хотелось бы, однако насколько их мало, настолько они мне дороги.
Но я отвлёкся. Речь о моём отце. Я его не осуждаю. Я даже могу его понять. Думаю, он был категорически
