на краю поля и глядя на радостных игроков «Фрунзенской», проматывая в голове внезапный инцидент с нарушением правил.
— Отставить оскорбления, капитан, — холодно произнес Фамилин. Тот резко обернулся, не ожидавший, что его мог кто-то слышать, тем более высший командир. Генерал неслышно подошел со спины. Он тоже смотрел на игроков Третьего дома, собиравшихся у ворот для общей фотографии.
— Бой проигран, но не битва, — сказал Власов.
— Если тебя так устроит и тебе полегчает. Ты был молодцом, Юрий.
— Рад стараться, товарищ генерал-майор, — вздохнул капитан.
Фамилин кивнул и растворился среди зрителей и военнослужащих. К Власову подошла Ксения.
— Юр, ты как?
— Ну как… Грустно, мягко говоря! — капитан приобнял ее за плечо. — Я не виноват, понимаешь? Этот хмырь сам в ноги кинулся, я по инерции схватил его, чтоб не упасть!
— Можешь передо мной не оправдываться, я правда понимаю тебя, своими глазами видела, как всё было, — Ксения тронула его за руку.
— Спасибо, легче стало, — Власов поднял на руки дочь. — Ну, что, еще не расхотела гулять?
— Ураааа! — Зарина воздела ручки кверху и помахала ладошками.
— Правда не устал? — женщина поправила на голове сына панаму.
— Мне нужно расслабиться после матча. Куда пойдем?
— За мороженым! — тут же воскликнула девочка.
— За мороженым, без вариантов! — Власов улыбнулся и в шутку натянул кепку дочки ей на глаза.
3.
Свой августовский отпуск Власов по обыкновению поделил на две части: одна отдается Ксении и детям, вторая проводится на малой родине, в Воронеже у отца, начальника ГУ МВД в отставке. Первая половина отпуска полна отцовского напряжения и беспокойства: нужно ведь следить за детьми, чтобы не убежали и не потерялись, не заболели, не поранились, не испачкались, когда бегают по парку развлечений или зоосаду. Как только Ксюня с ними справляется! Она каждый день с ними, а он Павлика с Заринкой видит раза два или три в неделю, и то за эти короткие часы начинает уставать от их детской активности и непоседливости — стареет сам он, что ли, оставляет всю энергию на службе, а на родных и не остается ничего, какие-то крохотные песчинки. Вторая часть отпуска отдана загородным работам у отца: еще в конце девяностых родители, еще когда была жива мама, купили дом с участком, где растут яблоня с вишней, разбиты цветочные клумбы, засеяны грядки. Практически на всё лето отец приезжал в загородный дом, в жилой поселок, и жил здесь до сентября. В очередной раз Власов привез в поселок и Ксению с малышами. Виталий Григорьевич был рад внукам, а те всю неделю провели не отходя от дедушки: он ходил с ними в лес, катал на велосипеде, водил на Дон. Власов же эти дни занимался участком, приняв на себя отцовские заботы и дав тому драгоценное время на внуков.
Не успел отпуск начаться, выполнились, казалось, далеко не все запланированные дела, как внезапно наступил сентябрь, в первый же свой день заявив погодные претензии: небо посерело, заморосил неприятный дождь, продолжавшийся до глубокого вечера. Между тем это не помешало военной академии открыть двери для курсантов, в числе которых оказался Власов, зачисленный на полугодовой курс дополнительного образования, и провести торжественное мероприятие, перенесенное в актовый зал главного здания. Капитан занимался исправно и уже по окончанию первого дня занятий, когда объявили о защите реферата в конце курса, знал, что просто перепишет свою дипломную работу, отредактировав ее под академические требования. Сослуживцы шутили, как сейчас карьера Власова стремительно рванет в гору, словно стартующая с космодрома ракета, и при этом искренне радовались, что он решился на этот интересный и, конечно, нужный для своего будущего шаг. С октября почти каждый новый день Фамилин, приветствуя отдел, помимо традиционных армейских анекдотичных баек кивал в сторону Власова и участливо спрашивал: «Юр, ты хорошо спал?». Капитан твердо кивал, протирая кулаком глаза, под которыми залегали тени, и с полусонным видом изображал бодрый настрой, с которым не хотел расставаться еще — сколько? — пять с половиной часов. С середины осени весь этаж «апраксинской» Знаменки шутил, что знает, кто выпивает весь кофе из автомата в буфете. На детей времени катастрофически не хватало — оно приходилось на час острой потребности во сне. Поэтому в учении совмещать приятное с полезным — игру с малышней и релакс, настолько несовместимые — Власов дошел до гениального уровня: он объявлял игру «Дедушка Ленин в мавзолее» и валился на диван, а дети тихо, потому что были охранниками «Ленина», сидели рядом и общались друг с другом языком жестов, чтобы не нарушить установленные папой правила игры — убеждаться, что «вождь» спит и никуда не уходит.
Несмотря на то, что академия несомненно приносила плоды хотя бы уже в плане повышения самооценки, глубокого познания ранее известных воинских теоретико-практических наук, Власову казалось, что жизнь его стала течь как-то параболически перевернуто. Есть некая точка, вершина — период краткой бодрости и позитива (в основном это обеденный перерыв на службе), а по обе стороны от нее в бесконечные глубины, за пределы жизненно возможных координат тянутся изогнутые оси, по которым катятся куда-то все силы, и где их найти и подобрать, неведомо никому. Даже тем, кто составлял расписание в военной академии.
Власов близко не сошелся с кем-то из сокурсников-офицеров, но поддерживал добропорядочные отношения. Обладая талантом схватывать на лету, он быстро усваивал дисциплины хотя бы потому, что курс был связан с познаниями военных инженерных тематик — его гражданской специальности. Капитан, конечно, мог бы сделать карьеру в войсковой части, тем более, когда он уходил в министерство, на месте остро нуждались в таких специалистах-практиках, как он. Но в силу определенных обстоятельств теперь он занимал, как ему думалось, не менее интересное место, когда имелась возможность благодаря врученным контрактом полномочиям определять направление служебной тактики во взаимодействии отделов и департаментов, родов войск друг с другом и между собой. При этом он ощущал себя частью того важного, на чем базируется деловая дисциплина и материально-техническое оснащение вооруженных сил.
Однако не было важнее чувства, перекрывающего даже эти служебные «командирско-подчиненные» будни, чем отцовская гордость — дочка пошла в первый класс. Нарядная, веселая, в ожидании того нового, что подарит ей школьная жизнь, она кинулась в объятья Власова, когда тот зашел в квартиру, вернувшись после первого дня в академии.
— Ну, здравствуй, моя самая главная и лучшая первоклассница! — капитан горячо расцеловал Зарину, смеющуюся у него на руках и болтавшую ножками в туфельках.
— Никак не хочет снимать форму, с утра в ней! — покачала головой
