там и самодовольно улыбается.
Я нажимаю кнопку завершения вызова на телефоне и аккуратно бросаю его на столик. Поджимаю босые ноги под зад и делаю еще несколько больших глотков жидкой храбрости. Он просто стоит там. Не сказал ни слова, так что мы просто застряли здесь в неловком, напряженном молчании.
Храп Энни — единственный шум между нами. Эта собака засыпает быстрее, чем человек с нарколепсией.
— Я пришел извиниться. И объявить перемирие, — наконец говорит он, нарушая тишину. — Можно? — спрашивает он, указывая на другую сторону качелей.
Я киваю и наблюдаю за ним, когда он подходит и осторожно садится на искореженное дерево, проверяя его прочность. Он кладет камеру на маленький стеклянный столик рядом с собой.
— Не волнуйся, — говорю я ему. — Дерево, может, износилось, а цепи старше меня, но пока ты остаешься на той стороне, мы будем спокойно сидеть.
Ноа поднимает взгляд на металлические цепи, которые жалобно скрипят под нашим весом.
— Ты беспокоишься о каких-то цепях? — Его глаза игриво скользят по моему телу. Он начинает придвигаться ближе ко мне, но я выставляю ногу и толкаю его обратно. Он хватает ее и начинает массировать, смеясь. — Хорошо, Милли, хорошо. Я останусь на своей стороне.
Должна ли я отдернуть ногу назад? Да. Ослабил ли алкоголь мою реакцию на упомянутый массаж ног? Да. Развернула ли я также свою вторую ногу, чтобы он мог помассировать ее, как только закончит с этой? Тоже да.
Все дело в балансе.
— Ты говорил что-то об извинениях, — напоминаю я, откидывая голову назад и закрывая глаза. Мне сейчас слишком комфортно.
— Послушай, Милли, — говорит он, вздыхая, когда переходит к другой моей ноге. — Во-первых, я должен извиниться за прошлое лето. Я сказал что-то неуместное, когда сажал тебя в такси. И корил себя за это всю дорогу домой. И в последующие дни.
Я точно знаю, о чем он говорит. Это испортило мне настроение по дороге домой. И, если честно, на следующий день ничего не изменилось. Я позволила Ноа контролировать слишком много моих эмоций. Мне не нравится, что я считаю, будто должна нравиться всем.
Когда я смотрю на него, его взгляд устремлен на океан, и это дает мне время изучить его. Честно говоря, Ноа действительно выглядит раскаявшимся. И между нами много общего. До того, что случилось, мы были так же близки, как он с моим братом. Мы делились секретами и устраивали семейные ужины. Может быть, я была слишком строга к нему.
Или, может быть, это просто говорит алкоголь.
— И сегодня, — вздыхает Ноа. — Прости, Миллс. Не знаю, зачем говорю подобные вещи. — Он смотрит на меня, и мы выдерживаем взгляд друг друга. — Нечто в тебе пробуждает во мне худшее. Рядом с тобой у меня не существует фильтра, я говорю первое, что приходит на ум, просто потому, что могу.
— М-м-м, — говорю я, делая еще один большой глоток из стакана.
— И, — говорит он, придвигаясь ближе ко мне. Качели сдвигаются и снова скрипят, но я слишком пьяна, чтобы заставить его остаться на другой стороне, — я должен извиниться за то, что произошло между нами.
Мой желудок сжимается, цепь скрипит.
Много чего происходит одновременно. Цепь рвется с моей стороны, я падаю на крыльцо вместе с напитком. Пытаюсь удержаться, но, по-моему, делаю только хуже. Красная жидкость разбрызгивается по мне, по полу и по ярко-белой краске дома. А потом резко Ноа падает на меня сверху, выбивая каждый глоток воздуха из моих легких.
Энни немедленно набрасывается на нас, слизывая сладкий красный коктейль, который разлился по всему моему лицу.
Там же немного оставалось, откуда так много брызг?
Когда я отталкиваю Энни и поднимаю взгляд, встречаюсь с темно-карими глазами Ноа. Там есть какое-то напряжение, которого я не чувствовала уже очень давно. Мои внутренности становятся липкими, а кожа покрывается мурашками. Его голова слегка наклоняется, и я чувствую, как его дыхание танцует на моих губах.
А потом Ноа смеется.
ГЛАВА 6
Ноа
Качели сломались.
Милли покрыта каким-то коктейлем, который она пила, так же, как дом и веранда. Собака сидит в нескольких футах от нас — просто смотрит, — в то время как я не могу перестать смеяться в лицо Милли.
Ее рыжие волосы стали еще темнее, а маленькая белая майка определенно испорчена. Она насквозь промокла, и да… м-м-м… мой член пытается дернуться, когда я замечаю, что на ней только бюстгальтер, и ее соски напрягаются от холодного напитка. Ее лицо приподнимается ровно настолько, давая понять, что она не дала бы мне пощечину, если бы я поцеловал ее.
Но она пила, и, судя по всему, навеселе, если не пьяна. Поэтому я смеюсь и скатываюсь с нее, пытаясь глотнуть воздуха, чтобы прояснить мысли, пока Милли садится прямо и ругается. У меня было искушение, действительно чертовски сильное искушение поцеловать ее. Я до сих пор помню, какая она на вкус, и какие мягкие у нее губы. И мой член определенно хочет вернуться к ним.
— Черт, — говорит она, нежно касаясь своего лба. На ее пальцах остался след от крови. Я мгновенно протрезвел.
— Черт, Милли. Твоя голова.
Гремит гром, и Энни, скуля, бежит к двери. Я встаю и хватаю Милли, неся ее, как маленького ребенка, пока она слабо протестует. Травмы головы всегда ужасно кровоточат, но из-за алкоголя в ее организме кровь стекает по лицу быстрее, чем мне бы хотелось.
Я открываю дверь, и Энни вбегает внутрь, запрыгивает на диван и поджимает хвост.
— Она боится грозы, — тихо говорит мне Милли.
Я посадил ее на столешницу рядом с раковиной. Убирая ее волосы с лица, тщательнее осматриваю порез. Рана не выглядит слишком глубокой, но несколько дней она определенно будет чертовски болеть.
— Где есть старые тряпки? Те, которые можно испачкать и выбросить?
— Шкаф в прихожей рядом с ванной. Есть несколько старых простыней, которые я порезала на тряпки. Вторая полка внизу.
— Просто посиди здесь, хорошо? — я приказываю ей.
Она закатывает свои великолепные голубые глаза.
— Я не собака, Ноа.
Я смотрю на нее, приподнимая бровь и ожидая ответа.
— Да, сэр, капитан Ноа, сэр! — она шутливо отдает мне честь, и я не могу удержаться от смеха, когда выбегаю в коридор. Это небольшой уютный коттедж, а стены выкрашены в яркие цвета пляжа. Они даже пахнут ей, и мне приходится напоминать себе, что в данный момент Милли истекает кровью на кухне.
Я нахожу тряпки — на ткани изображены старые диснеевские персонажи —
