пятьдесят, я вконец задохнулась, и остановилась, чтобы отдышаться, проклиная сидячую работу и отсутствие спорта как такового в моей жизни. И тут же удачно краем глаза заметила знакомого соседа, так кстати ковырявшегося в очередном мотоцикле. Вспомнилось, что с девушкой он замечен не был, и можно безнаказанно обращаться к нему с практически безобидными просьбами. Автоматически, как у меня это всегда бывало в нужный момент, включился режим веселого экстраверта.
– Давид, привет! Не сильно занят?
Он обернулся, и смерил меня досадливым взглядом, несколько задержавшимся на босых ступнях. Отвлекать мужчину, усердно ковыряющего своего железного коня было настолько же неприлично, насколько неприлично отвлекать рыбака, медитирующего над удочкой громким вопросом по поводу наличия клева. Но мне в данной ситуации было не до соблюдения приличий. И Давид это понял. Люблю понятливых.
– Подвезти чтоли? - догадливо осведомился он.
– Ага, тут недалеко, три минуты ехать, просто тороплюсь жутко, – не отпуская жутковато - натянутой улыбки, прощебетала я.
– Ну раз торопишься…
Он быстро закрутил какую-то гайку, поднялся, надел шлем, оседлал железного коня, и, полуобернувшись, хлопнул рукой об сиденье за своей спиной. Я не заставила повторять дважды. «Держись крепче.» – Донеслось до меня за пол секунды до того, как яростно взревел мотор, и я едва успела остервенело вцепиться в его куртку, прижавшись к широкой спине, прежде чем машина резко рванула вперед. Кататься сосед любил явно не меньше, чем чинить. В этом мне явно повезло.
Мы очень шумно летели по магистрали, окатывая прохожих волнами сухой листвы, и очень страшно было даже открыть глаза. Железяка злобно ревела, пугая свою пассажирку, заставляя ее руки сильнее сжимать потрескавшуюся от старости кожаную куртку водителя.
Мне никогда раньше не доводилось ездить на этих двухколесных зверях. Вся в плену новых ощущений, я совсем забыла сказать Давиду, куда меня везти. А он и не поинтересовался, что странно. Приоткрыв самый смелый глаз, я заметила промелькнувшее мимо знакомое здание, и сделала вывод, что примерно через минуту будем на месте. Тогда я легонько потыкала Давида пальчиком. Осознала всю нелепость ситуации я после двадцать четвертого по счету тыка, на который мой водитель никак не хотел реагировать. Тогда я собрала волю в кулак и единственное, что был способен придумать мой мозг, это со всей силы куснуть соседа за плечо, почти прокусив жесткий материал. На этот раз он почувствовал. Его рука нервно дернулась, резко сжавшись на тормозе, и мы эффектно въехали, практически боком, взбудоражив неубранную гору опавшей сухой листвы, прямо на парковку перед крыльцом вожделенной Организацией.
Когда дождь из лиственного сухостоя иссяк, я узрела следующую картину: на крылечке стоял приснопамятный Герман в компании моего будущего нанимателя Ивара, видимо, мило беседовавших вплоть до нашего фееричного появления. На германовой прическе живописно осели два сухих листа. У Ивара оседать было не на чем, он был лыс, к тому же невысокого роста и в очках, а еще он был единственным куратором моей беличьей должности, которая, судя по ухмылке его собеседника, если только она не была следствием нервной контузии, уже уплывала от меня наверняка.
Я резво спрыгнула с сиденья, послала потирающему плечо мотоциклисту воздушный поцелуй, и уверенной походкой направилась к знакомцам. За спиной взревел мотор, и железный конь унес своего покусанного водителя, скорее всего поспешившего в ближайший медпункт за уколом от бешенства. А то мало ли. Оставалось надеяться, что вечером у квартиры я не обнаружу добрых дядь санитаров, караулящих меня по его наводке.
Быстро взбежав по ступенькам, я остановилась напротив Ивара, показательно игнорируя его собеседника, и празднично улыбнулась.
– Здравствуйте, Ивар! Надеюсь, я не опоздала?
Куратор тупо смотрел на меня пару секунд, затем отмер, суетливо закивал, быстро пожал руку невозмутимому Герману, и зашагал ко входу в здание, жестом поманив за собой. Я поспешила следом, мимоходом окатив волной негодования его бывшего собеседника, чей тоскливый взгляд я чувствовала спиной всю дорогу, пока не скрылась в дверях.
Весь институт Организации состоял из двух шестиэтажных зданий, правого и левого, мостом между которыми служило небольшое узкое одноэтажное, в которое мы и зашли. Эта длинная колбаса, о двух пропускных пунктах на концах, называлась работниками Организации тоннелем, и весьма его напоминала. Вдоль длинного коридора располагались ниши множества светлых дверей без опознавательных знаков. В одну из них мы и вошли. Комнатка оказалась небольшой, пахла свежей краской, и обставлена была по минимуму: письменный стол, пара шкафчиков, небольшой диван и несколько металлических стульев. Куратор прошел за письменный стол, мимоходом кивнув мне на сиденье напротив. Он дождался, пока я присяду, и выжидательно уставился мне в лицо. Мужчина относился к тому типу старых профессоров, которые все в жизни видели, все знали, и впечатлить их чем-либо было сродни волшебству. Поэтому я немного растерялась, растратив недельный запас энергии по дороге сюда. Тогда он решил начать первым.
– Я, конечно, не совсем в курсе, что там у вас произошло, – равнодушно произнес он, не спуская с меня выразительного взгляда из-под круглых очков, – И не то чтобы мне очень интересно. Поэтому хочу услышать вашу версию событий, кратко. Прежде чем мы приступим к инструктажу.
Видимо, Герман уже постарался выложить ему свою. Профессор был давно в курсе нашей дружбы. Ведь мой институт существовал на базе Организации, где все студенты проходили практику. А Гер работал с Организацией, здесь мы и встретились впервые.
Я набрала побольше воздуха в легкие и сердито зачастила:
– Дело в том, что один наш с вами общий знакомый задался целью лишить меня работы, к которой я так долго готовилась, и которую так хочу. Его мотивы определенно мне не ясны, я на него очень зла, и при первом же случае выскажу все, что я думаю об этом нехорошем человеке. Сегодняшнее мое опоздание дело его нечестных действий. Я очень извиняюсь, если этот инцидент нарушил ваши планы, или каким-то образом саботировал работу организации. Однако повторюсь, я не имела возможности знать об его расчетах и предотвратить их. Работать я готова, и желаю этого больше, чем когда-либо.
Я сидела, уперев кулаки в колени, с досадой глядя себе под ноги. Глаза, независимо от моего желания, решили увлажниться при одной мысли о том, что я уже ничего не смогу сделать для того, чтобы меня не выгнали с позором. Сложно даже представить, что наплел ему Гер, и как мне теперь выкручиваться из ситуации. Герман, насколько я знала, занимался поставкой различной аппаратуры и оборудования для научно-исследовательских организации, и был знаком
