— А что в этой ситуации вообще может быть? — проворчал следователь. — Когда ей этот кварцевый протез установили?
— Никогда! Из кварца нельзя сделать протез!
— Хорошо, хорошо, когда ей установили этот протез непонятно из чего?
— Понятия не имею, — развел руками эксперт. — Буду проводить более подробное вскрытие, если муж разрешит. Так-то кажется, что ткани к этому протезу полностью приросли… Но это ж вообще не вариант! Это еще полбеды, я вам сейчас кое-что другое покажу.
Он убрал в сторону снимок черепа и прижал к экрану второе изображение — грудной клетки. И в этом случае я тоже сразу разобрался, что его так впечатлило. На левой стороне не хватало одного ребра. Для того чтобы понять это, мне не пришлось ничего пересчитывать или сравнивать стороны, все было очевидно: на месте недостающего ребра остался короткий кривой обломок.
У меня от этого зрелища мороз пошел по коже. Эксперт же был возбужден, как любой фанат своего дела.
— Это бессмысленно и невозможно одновременно, как ни крути! Невозможно, потому что, не получив при таком ранении медицинской помощи, она не смогла бы выжить. А при медицинской помощи ни один врач не оставил бы обломок ребра в таком состоянии!
— Она сама была врачом, — напомнил я. — Она могла обработать эту рану…
— Такие раны не обрабатываются, чтобы исправить последствия, нужна полноценная операция. Это не та ранка, к которой приложил подорожник — и само заживет. Это первое. Второе — я совершенно не представляю, как эта рана была нанесена. Как можно вырвать, именно вырвать, одно-единственное ребро подобным образом? Ей-богу, ума не приложу! Ну и третье, над этой раной был совершенно бестолковый шрам — кружочек маленький, и я даже не ручаюсь, что это повреждение кожи связано с вырванным ребром. Это все из невозможного. А из нелогичного… Если кто-то сумел восстановить ей челюсть и зубы, почему не восстановил ребро? Сделать такой протез не в пример проще! Нет, ничего не сходится.
Вот с этим я мог согласиться — не сходится ничего, как ни крути. Но где возмущаться, кому предъявлять претензии? Кому вообще есть дело до моего горя?
Итог ведь неизменен… Из моей жизни забрали самого дорогого человека, и ничего уже не будет прежним. Мне нужно как-то научиться жить без нее…
* * *
Я разрешил им все вскрытия и все тесты, о которых они просили. Мысль о том, что тело Рэдж будут исследовать, резать, разбирать на части, отзывалась глухой болью в груди, и, если бы речь шла только о научном интересе, я бы никогда на это не пошел. Но я все еще надеялся получить ответы.
Они ведь нужны были, ответы эти — я не мог просто смириться! Может, это не изменило бы ничего для Рэдж… Понятно уже, что не изменило бы. Мертвым все равно. Но меня не покидало ощущение, что, отказавшись от правды, я предаю память о Рэдж и все, что между нами было.
Вот только дополнительные вскрытия не принесли ничего, кроме осознания того факта, что тело женщины, которую я любил, изрезали на мелкие кусочки. Ребро пропало — и все, никто не смог объяснить, как его удалили. Определили только, что произошло это очень давно — около пятидесяти лет назад, то есть через десять лет после того, как Рэдж исчезла из моей жизни.
Было странно думать о ней такими категориями, как пятьдесят лет. Дико даже. Но все лучше, чем доказывать себе и миру, будто это случилось с ней за те несколько дней, что она не выходила на связь.
Так вот, ребра она лишилась около пятидесяти лет назад, а челюстная кость пострадала лет на пятнадцать позже. Это объясняло, почему она не получила протез вместо ребра: вероятнее всего, в тот момент возможности создания протеза просто не было.
Ну и толку мне с той информации? Она мне ровным счетом ничего не дает. Гораздо важнее, что материал, из которого был изготовлен челюстной протез, так и не удалось установить. Сошлись в итоге на вердикте, что это «неизвестный минерал». А что за минерал, как из него сделали такой идеальный протез, почему тело Рэдж не отвергло его — никто не представлял.
Словно извиняясь за отсутствие толковых ответов, эксперты накидали мне сведений по мелочи, но в таких условиях уже за крупицу держишься. Я узнал, что Рэдж ничем серьезным не болела, кровь у нее была чистая, органы — в хорошем состоянии для ее возраста… Для ее возраста! В моей картине мира Рэдж по-прежнему было двадцать девять, и мозаика катастрофически не складывалась.
Естественно, после всех этих манипуляций ее невозможно было нормально похоронить. Чувство того, что я ее предал, лишь усиливалось. У нее собственного гроба не будет! И вместе с тем меня так и не отпустило окончательно ощущение, что это все не по-настоящему, это я сплю или все остальные спят… Но Рэдж в любом случае не стала этой старухой, все на самом деле по-другому.
Ее тело кремировали, и никакой огонь не смог уничтожить челюстной протез. Это привело экспертов в неописуемый восторг, от которого меня, признаться, подташнивало. Они выцыганили у меня этот протез, и я отдал им его — мне-то он зачем?
Потом оказалось, что они его потеряли. Точнее, по их словам, он просто
