— Вы все сговорились что ли? Дался вам этот царь Приам! — вскричал Обиходов.
— Так сейчас же выставка проходит в Пушкинском музее, — оправдываясь, произнес Мик. — «Золото Трои». Моя в прошлую субботу меня потащила. Там этого золота, скажу я тебе, немерено. Хотя лично мне больше понравился каменный топор.
«Вот и этот тоже, видать, на выставку сходил, — Обиходов с ненавистью вспомнил автора злополучного письма. — Хотя, история красивая… В меру мелодраматичная».
Он даже написал «царь Приам» на листке. Однако тут же вспомнил кислую физиономию Главного редактора и его фразу: «Только смотрите, чтобы вас опять не занесло!» и пририсовал рядом знак вопроса.
3. «Мир Сенсаций».
11.10.1999 «Небесная милиция» Эпизод 2
Капитан Рыков почувствовал резкий запах нашатыря и открыл глаза. Туманная пелена рассеялась не сразу. Какое-то время он видел перед собой лишь тёмные и светлые пятна. Сильно болел затылок. Пятна превратились в две человеческие фигуры. В одной из фигур он узнал Карлушу. Карлуша склонился над Рыковым и заглядывал ему в глаза, держа наготове бутыль с нашатырём. За его спиной стоял Барзеев.
Рыков застонал и попробовал пошевелить затекшими руками. Они были накрепко привязаны к спинке стула.
— Очнулся, — без тени эмоций произнес Карлуша и отошёл в сторону.
Барзеев насмешливо осмотрел связанного Рыкова.
— Ну и пиджачок у тебя, приятель! Это на Петровке такие выдают? Прямо как у поселковой рок-звезды. Может ты нам споёшь чего-нибудь?
Барзеев осклабился, показав ровные белые зубы.
— Спой, цветик! «Наша служба и опасна и трудна…» Ну?
— Пошёл ты… — проговорил Рыков, с трудом разлепив губы.
— Ну вот… — разочарованно вздохнул Барзеев.
— Постой, постой! — воскликнул он, всмотревшись в лицо. — А ведь я тебя знаю! Ты Рыков! Точно! Капитан Рыков. Только без усов. Какая встреча! — Барзеев всплеснул руками. — Ты зачем усы сбрил, Рыков? И подстригся, смотри-ка. И пиджак. Это конспирация, да? Толково, толково. — покачал головой Барзеев. — Да только Денисенко-то мне твою карточку показывал. Ты уже внесён в компьютер. — Барзеев красноречиво постучал согнутым пальцем по своему гладкому лбу. — С усами ты или без.
— Спасибо, Карл Манфредович, ступайте, — сказал он тихо стоявшему у стены лысому. — Позже ещё понадобитесь.
Лысый молча кивнул и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Рыков быстро осмотрелся. Он находился в маленькой душной комнатке с низким потолком. Рядом со стулом, к которому привязали Рыкова, стоял убогий конторский стол, на стене висел трёхгодичной давности календарь и выцветший красный вымпел «Победителю Соцсоревнования».
Барзеев взял из угла комнаты стул. Поставил его перед Рыковым и сел, заложив ногу на ногу. Достал сигареты, звонко щёлкнул золотой зажигалкой, поиграл ею в ладони.
— Рыков! — сказал он, пуская вверх струйку дыма. — Тебя же отстранили! Денисенко сказал, что отстранил тебя от оперативной работы. После той истории с таможенным складом. Некрасиво тогда получилось. Разнесли склад к ядрене фене. Законопослушная фирма понесла убытки. А товар-то не нашёлся. Кто-то вывез уже товар-то. Все свидетели в отказ ушли. Где дело? Нет дела! Нехорошо. — Барзеев сокрушённо покачал головой. — И на кого же ты теперь работаешь? А? Денисенко сидит на своём месте крепко. Как никогда. Если бы его попытались обойти, я бы первый узнал. На нашего брата, предпринимателя, ты работать не пойдешь.
Барзеев задумчиво нахмурился.
— Это ты что же, сам что ли? Один? Как Грязный Гарри, да?
Рыков смотрел на разглагольствующего Барзеева с презрительной усмешкой и молчал.
— Ты меня удивил, Рыков, удивил. Такое я, можно сказать, впервые вижу. Грязный Гарри в пиджаке с серебряными блёстками. И где?! Здесь! Здесь! — Барзеев обвёл рукой сиротскую комнатушку. — Это большая честь для нас, большая честь.
— Мразь, — негромко, но отчётливо сказал Рыков.
— Что? — не понял Барзеев. — А, ты в этом смысле… Не нравлюсь я тебе, да? А почему, интересно? Что ты имеешь против меня лично? Я что, у тебя жену увёл? Или коз на твой огород запустил? — Барзеев смотрел прямо в глаза. — Я обычный предприниматель. Там наверху у меня культурное заведение. А год назад, между прочим, столовая-тошниловка располагалась, в которой гастрит от одного запаха получить можно было. А теперь всё на высшем уровне. Люди отдыхают и веселятся. Что ж плохого? Может ты мне завидуешь, Рыков? Я, такой сякой, моложе тебя, а уже получил от жизни столько, сколько тебе и в радужных снах не снилось. Выгляжу хорошо, женщины меня любят. Завидуешь, а? Есть немного?
— Ты мразь, — повторил Рыков.
— Ага, — сказал насмешливо Барзеев. — Я — мразь, а ты — Белоснежка. Я — плохой, ты — хороший. Что ж, давай поиграем в эту игру, — он закурил вторую сигарету. — Порассуждаем о Добре и Зле… Ведь если ты мне не завидуешь, если ты не зарабатываешь очередную звёздочку, денег вам там никогда не платили, значит, остаётся только это. Добро и Зло. Ты — Добро, а я — Зло.
Барзеев выдержал театральную паузу.
— А в чём разница? — спросил он. — Где граница? Ты милиционер, а я бандит? Ерунда! Посмотри, везде одни и те же люди. Это как две футбольные команды. «Спартак»-«Динамо». Ты «Динамо», я «Спартак».. Завтра мне заплатили, и я в «Динамо», послезавтра опять в «Спартаке». Одни и те же лица, одни и те же разговоры. «Динамо» лучше? Может быть… А многим нравится «Спартак».
Что ещё? Мы плохие, жестокие, людей убиваем. А вы? Ты зачем тогда кладовщика избил? Он-то как раз меньше всех виноват был. Да и кому судить, виноват не виноват… Нет, Рыков, на философию ты меня не возьмёшь. Если вот это всё, — он показал глазами наверх, туда, где ухала музыка, — если вот это всё так здорово выглядит, так вкусно пахнет и так мне нравится, так почему бы мне и не назвать это Добром, моим персональным Добром. А, Рыков? Что скажешь?
Рыков молчал.
— Скажи что-нибудь! Сдохнешь ведь сейчас! — прошипел Барзеев. Глаза его вдруг остекленели. На скулах заходили желваки.
Рыков молчал.
Барзеев бросил окурок на пол, размазал его ногой. Он закрыл глаза, выдохнул, затем вновь открыл глаза и улыбнулся холодной вампирской улыбкой.
— Прощай, Рыков. Прости, коли что не так.
Капитан ответил ругательством, коротким и дерзким, как гудок уходящего под воду, подбитого, но не сдавшегося эсминца.
Через какое-то время в комнату бесшумно вошёл лысый Карл. В полусогнутой руке он держал наполненный шприц с висящей на игле сверкающей каплей. Карл смотрел на Рыкова рыбьими глазами и морщился, как от боли в животе.
Рыков почувствовал слабый укол в плечо, потом лёгкое онемение. Карл вводил жидкость медленно. Когда шприц опустел, он аккуратно вытащил иглу, отступил на два шага и стал наблюдать.
