все стороны вихрами светлых волос, здоровенным носом и не сходящей с лица улыбкой. Коля был токарем 6 разряда и занимался этим делом с 14 лет, с тех пор как попал в ремеслуху тракторного завода. В армии он, кстати, тоже работал за станком на каком-то ремзаводе.
У нас была маленькая механическая мастерская. Там стояли старые станки: токарный 1А62, сверлильный и заточной (в просторечии наждак). Правил мастерской отставник Михаил Трофимович Загребельный. Он воевал в Отечественную минометчиком, прослужил в армии четверть века и вышел на пенсию в звании капитана. Был он мужик жесткий, ненавидел доцентов за то, что они получают больше него, не любил инженеров за непочтительность, а студентов за распущенность. Он часто выступал на собраниях и клеймил современную молодежь, выражал свое недоумение, как эти люди, окончив институт, станут руководителями производства. Сам я был беспартийным, но постоянно находился в тесном контакте с отставными подполковниками-технарями, которые работали у нас лаборантами (им не разрешалось получать больше 90 – 100 рублей в месяц). Они приходили с партсобраний красные, обозленные и крыли болтуна Мишку густым армейским матом. Если вы помните Лёлика, которого сыграл Анатолий Папанов в фильме «Бриллиантовая рука», то это Трофимыч один к одному. Даже есть некоторое портретное сходство.
Подчинялся Трофимыч только завлабу, хотя и неохотно. Работу, даже очень мелкую, он выполнял только по письменной заявке, требовал от заказчика найти заготовку и долго каждому объяснял, что резцы, сверла, метчики и плашки он достает по знакомству, его ими не снабжают, и если бы не он, здесь бы все вообще стояло. Это не совсем соответствовало действительности. Я точно знал, что время от времени он получал режущий инструмент. Подчиненных у него не было. Правда, как-то приставили ему в помощники парнишку, только что окончившего школу, но он его так задолбал наставлениями и ненужной, бесполезной работой, что парнишка через неделю сбежал. Я не завидую тем солдатам, которые служили под его началом. Последние годы в армии он служил в должности заведующего ремонтной мастерской. Там он насмотрелся, как работают станочники. Сложные вещи он делать не умел - их ему и не поручали, однако простые работы он делал аккуратно, правда очень медленно. Начальство было довольно тем, что на этом месте есть постоянный ответственный человек, а Трофимыч тем, что он как бы хозяин мастерской и может делать там все, что хочет.
Михаил Трофимович уже был поставлен начальством в известность о планируемой работе, и ему это очень не нравилось, но выхода у него не было. Коля попробовал станок в разных режимах, сказал, что все в порядке, и собрался было уйти, но тут в мастерскую вбежал старший инженер Анатолий Губицкий. В руках у него была резьбовая пробка от гидростанции высокого давления. На пробке была сорвана резьба. Нужно было срочно изготовить новую. Шел эксперимент, задержка из-за пустяка могла сорвать срок сдачи работы. Зная характер Трофимыча, Губицкий принес с собой кусок бронзы в качестве заготовки. Михаил Трофимович тут же сказал, что сделать он такое не сможет. Здесь дюймовая коническая резьба 1/2". Ее надо нарезать резцом, а он этого не умеет.
Тут Коля вошел в положение:
— Давай я сделаю.
Он полез посмотреть, какие сменные шестерни стоят в гитаре станка.
— Для дюймовой резьбы нужны другие, — сказал он Трофимычу. — Дай, я поменяю.
— У меня их нет, — с облегчением ответил Трофимыч.
Коля скривился и сказал.
— Ладно, попробую так.
Трофимыч снял амбарный замок со своего железного шкафа, где хранился инструмент. Коля выбрал два резца, поморщился, переточил. Чтобы придать заготовке нужную форму, ему потребовалось секунд двадцать. Загребельный только хлопал глазами. Потом Коля положил перед собою на суппорт оригинал, включил минимальные обороты шпинделя и повел резец ручной подачей. Первый раз был пробный — он не прикасался резцом к детали, на втором проходе резец оставил на поверхности детали тонкую спиральную риску. Третьим проходом он нарезал резьбу на всю глубину. На все ушло не больше минуты. Губицкий схватил еще теплую деталь и побежал в стендовый зал. Он вернулся через пять минут и сказал.
— Нормально завернулась. Давление держит.
Губицкий проработал 10 лет конструктором на МАЗе. Он видел всякое. Такое он увидел в первый раз. А с Трофимычем произошло что-то странное. Он не переставал улыбаться, попрощался с Колей за руку. Когда через неделю Коля вместе с напарником, мужиком лет сорока, токарем 7 разряда, пришли к нему в мастерскую, он их встретил как родных и все время стоял рядом, глядя, как они работают.
Как я изучал польский язык
В Белорусский политехнический институт я попал сразу же после школы в 1958 году. Сижу как-то на лекции по истории КПСС. Тоска смертная. Смотрю, сосед мой Володя Гауль положил перед собой книжечку карманного формата и увлеченно ее читает. Это был английский детектив на польском языке. Володя — поляк из Западной Белоруссии. С детективами в то время было слабо. На русский язык их не переводили, а тут на тебе — Alistair McLean. Стало мне завидно, и я его попросил научить меня, как читать сочетания букв в польском языке. Он написал в моей записной книжке, как читать буквы, их сочетания, что означают подстрочные и надстрочные знаки. В тот же день я зашел в букинистический магазин, что находился рядом с нашим институтом, возле кафе "Бульбяная". Там я купил сразу несколько книг, пришел домой и стал читать. Магазин "Книги стран народной демократии" находился по той же стороне бывшего Ленинского проспекта рядом со школой милиции. Многие покупали книги там, читали, а потом сдавали в букинистический.
Никакого словаря у меня не было. Оказалось, что если правильно прочесть слово, то очень часто его можно понять. Тут мне помогло то, что я хорошо знал белорусский, а в польском и белорусском много общих слов. Непонятые слова я угадывал по контексту. По мере чтения оказалось, что непонятных слов становится все меньше. Через пару месяцев я уже довольно бегло читал. В дополнение к книгам я стал слушать Варшаву по
