– Что здесь, черт побери, происходит?
Ребус встал. На пороге комнаты, засунув руки в карманы черного полупальто, стоял мужчина лет сорока пяти. Он развернул плечи, заполнив собой весь дверной проем.
– Кто вы такой? – глухо спросил Ребус.
Мужчина вынул руку из кармана и поднес к уху.
В руке у него был мобильный телефон.
– Я звоню в полицию, – заявил он.
– Я сам… из полиции. – Ребус сунул руку за пазуху и достал служебное удостоверение. – Инспектор Ребус.
Мужчина внимательно рассмотрел удостоверение и вернул Ребусу.
– Мое имя Джон Бальфур, – сказал он несколько менее угрожающим тоном. Ребус кивнул – он уже догадался, что перед ним отец Филиппы.
– Прошу простить, если я… – Ребус не договорил. Убирая документы обратно, он покачнулся, и Бальфур это заметил.
– Вы пили, – констатировал он.
– Да, – согласился Ребус. – Сегодня мы провожали на пенсию одного коллегу. Но в настоящий момент я не на работе, если вы это имели в виду…
– В таком случае можно спросить, что вы делаете в квартире моей дочери?
– Можно. – Ребус кивнул и огляделся. – Мне, видите ли, хотелось… Ну, вы понимаете… – Он не сумел найти слов.
– Не лучше ли вам уйти?
Ребус слегка наклонил голову.
– Разумеется.
Бальфур отступил от двери, чтобы Ребус мог пройти, не касаясь его. В коридоре Ребус остановился и обернулся, чтобы еще раз извиниться, но увидел, что отец Филиппы стоит у окна гостиной и, держась руками за ставни, глядит в ночную темноту.
Чувствуя себя почти протрезвевшим, Ребус не спеша спустился вниз и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь парадного. Ни назад, ни вверх – на окно второго этажа – он не смотрел. Улицы были пустынны, мокрая после недавнего дождя мостовая отражала свет фонарей, ночную тишину нарушал только звук его собственных шагов. Ребус начал медленно подниматься по холму: Куин-стрит, Джордж-стрит, Принсес-стрит и, наконец, Северный мост. Люди возвращались домой из пабов, ловили такси, разыскивали потерявшихся друзей. У Трон-Керк Ребус повернул налево и двинулся по Кенонгет. У обочины он заметил припаркованную полицейскую машину, в которой сидели двое: один дремал, второй бодрствовал. Ребус знал, что это детективы из Гэйфилдского участка. Должно быть, вытянули короткую соломинку, а может, чем-то рассердили начальника, прикинул он. Ничем иным нельзя было объяснить тот факт, что эти парни тянули лямку в ночную смену. Для бодрствовавшего полицейского Ребус был лишь еще одним ночным прохожим, поэтому он продолжал читать газету, держа ее перед собой так, чтобы на нее падал свет от ближайшего уличного фонаря. Когда Ребус изо всех сил забарабанил по крыше патрульной машины, констебль от неожиданности вздрогнул и отшвырнул газетный лист в сторону; тот упал на его напарника, который судорожно вцепился руками в залепившую ему нос и рот бумагу.
Когда стекло с пассажирской стороны опустилось, Ребус наклонился и облокотился на дверцу.
– Боевая тревога, джентльмены!
– Черт, я чуть не обделался, – сказал детектив на пассажирском сиденье, пытаясь собрать разлетевшиеся по полу листы газеты. Его звали Пэт Конноли, и первые несколько лет своей службы в уголовном розыске он потратил на борьбу с прозвищем Пэдди[4]. Его напарником был Томми Дэниелc, которого, похоже, ничуть не раздражало закрепившееся за ним прозвище По Барабану. Томми – там-там – по барабану: таков был ход мысли гэйфилдских острословов. К тому же это прозвище как нельзя лучше выражало суть его характера. Узнав в столь бесцеремонно разбудившем его человеке инспектора Ребуса, Томми лишь выразительно закатил глаза.
– Могли бы и кофейку нам принести, – пожаловался Конноли.
– Мог бы, – дружелюбно согласился Ребус. – Или словарь… – Он покосился на разгаданный меньше чем на одну четверть криптокроссворд на последней странице газеты. Зато вокруг кроссворда, что называется, живого места не было: все свободное пространство было исписано всевозможными вариантами и неразгаданными анаграммами.
– Все спокойно?
– Туристы достали, – сказал Конноли. – Как пройти туда, как проехать сюда…
Ребус улыбнулся и посмотрел вдоль улицы. Они действительно находились в самом центре туристского Эдинбурга. Сразу за светофором возвышался отель, через дорогу напротив – лавочка с шотландским трикотажем. Сувениры, песочное печенье, виски в розлив, изготовление и продажа юбочек-килтов… В зазубренной тени соседних зданий притаился похожий на древнего горбуна дом Джона Нокса[5]. Когда-то Старый город, протянувшийся узкой полосой от Эдинбургского замка до Холируда, представлял собой собственно Эдинбург. Впоследствии перенаселение и растущая антисанитария привели к постройке Нового города, или Нью-Тауна, вычурная георгианская элегантность которого воспринималась как плевок в сторону Старого города и тех его жителей, которые не могли позволить себе переехать в новый район. Любопытно, вдруг подумал Ребус, что Филиппа Бальфур предпочла поселиться именно в Нью-Тауне, тогда как Дэвид Костелло жил в центре Старого города.
– Он дома? – спросил Ребус.
– Если бы не был, разве бы мы здесь сидели? – вопросом на вопрос ответил Конноли, глядя на напарника, который наливал из термоса в кружку томатный суп. – Кстати, вы, возможно, именно тот человек, который нам нужен…
Ребус посмотрел на Конноли.
– Вот как?
– Мы тут поспорили, «День зарплаты» – это первый или второй альбом «Деакон блю»?
Ребус улыбнулся.
– Я вижу, дежурство действительно было спокойным, – сказал он и, немного подумав, добавил: – Второй.
– Ага! – воскликнул Конноли, поворачиваясь к Томми. – Ты должен мне десять фунтов!
– А можно и мне кое-что спросить? – Ребус попытался присесть на корточки, но услышал, как в коленях что-то громко хрустнуло.
– Валяйте, спрашивайте. – Конноли улыбнулся.
– Как вы поступаете, если кому-то из вас нужно отлить?
Конноли заулыбался еще шире.
– Если По Барабану спит, я беру его термос.
Томми Дэниелc едва не подавился своим супом.
Ребус выпрямился, чувствуя, как кровь стучит в ушах, предупреждая о приближении десятибалльного похмелья.
– Вы пойдете туда? – спросил Конноли, и Ребус посмотрел на дом рядом.
– Да вот подумываю.
– Нам придется упомянуть об этом в рапорте.
Ребус кивнул:
– Я знаю.
– Вы только что с проводов Фермера, правда?
Ребус снова повернулся к машине.