листвы за открытым окном, да какая-то пичуга покрикивала с одинаковым интервалом, словно в нее был встроен метроном.
— Па, — подала голос Милана.
— Кстати, вот твой телефон, пользуйся! — словно бы спохватился Александр Юрьевич и, торжественно вынув гаджет из кармана пиджака, придвинул к Милане по столу.
— Спасибо, — кивнула она и подняла на отца глаза. — Па, понимаешь… На самом деле, это же просто… ну, работа. Вот такая… Понимаешь?
— Понимаю. Я надеюсь, на каникулах ты работать не планируешь? У тебя ведь когда там каникулы? Со следующей недели?
И впрямь — заботливый папочка, ни дать, ни взять. Только почему-то от тона его по пояснице холодок пробегал. Наталья Викторовна буквально сжалась вся и слилась со стулом, а Светлана куда-то исчезла из столовой, хотя еще недавно что-то заботливо подносила на стол и расставляла по скатерти.
— Сейчас пока предложений нет, — осторожно проговорила Милана, будто по тонкому льду пробиралась, — а в июле же я в Испанию лечу, помнишь?
— Конечно, помню. Но, думаю, с Испанией не получится в этом году.
— Па-а-а… — вздохнула дочка. — Там же уже все оплачено. И деньги не вернут!
— Ничего страшного, не обеднеем. Тем более, ты у нас теперь зарабатываешь. У меня есть идея получше на твои каникулы, уверен, что ты оценишь.
Милана глянула на мать. Та уткнулась в свою чашку и глаз не поднимала. «Все она знает!» — успела подумать Милана, прежде чем услышала голос отца, выносивший ей приговор:
— Мы с матерью решили, что самое лучшее для тебя сейчас будет пожить на воздухе, на природе, подальше от шума мегаполиса, довольствуясь малым и думая над своим поведением. Помнишь дядю Стаха Шамрая?
«Малым подальше от мегаполиса?» — была ее следующая мысль, повергшая в ужас. Если, конечно, она правильно поняла отца. Но врожденное упрямство не позволило ей показаться ему испуганной.
— А должна? — спросила она самым спокойным тоном и громко захрустела огурцом, попавшимся в салате.
— По идее должна. Наш друг из Рудослава. Он давно не приезжал, правда. Лет семь уже, да, Наташ? — Брагинец глянул на супругу.
— Да как Ира с Митенькой погибли… — закивала та, и огромные материны глаза заволокло печалью.
— Потому не придуривайся. Все ты помнишь. Между прочим, он тебе твоего британца подарил, когда ты в первом классе ныла, что хочешь кота.
— А-а-а, тот… Ну помню. И что?
— А то, что он приглашает тебя к себе в гости на все каникулы.
— Ку… куда в гости? — опешила Милана.
— К нему, к нему в гости, — передразнил отец и припечатал: — В Рудослав.
— Какой Рудослав? — взвизгнула дочь. — Где это село вообще находится? Оно хоть на одной карте есть?!
— Ну почему сразу село? Прекрасный городок, тридцать тысяч человек населения, леса вокруг, горы близко. У Стаха там целое поместье, фермерское хозяйство — козочки, коровки… пасека. Тебе понравится.
— Коровки? Папа! — Милана повернулась к Наталье Викторовне. — Ма! Это же он несерьезно?
— Это всего на несколько месяцев, до сентября, — виновато пробормотала мама.
— Природа там не хуже, чем в Испании, а климат — даже лучше, — рассмеялся отец. — Только что моря нет, но зато бесплатно.
Милана уткнулась в тарелку и сосредоточенно ковыряла овощи, растаскивая их вилкой в разные стороны. В конце концов, потерпеть пару месяцев в какой-то забытой богом дыре — не так уж и трудно, если потом можно будет начать с того места, где остановились. А ей, черт побери, нужна своя квартира! Сколько можно жить с предками?
- Кредитку оставишь? — подняла она глаза на Александра Юрьевича. — Ну, на экстренный случай.
— Да, но лимит подкручу. Если что-то понадобится — звони, решим, надо ли оно тебе или опять прихоти. И учти, будешь там свои кандибоберы откалывать — Стах церемониться не станет. У них в Рудославе по-простому, без всей этой психологии с педагогикой. Если он мне на тебя хоть раз пожалуется, то все твои планы на будущее можешь засунуть подальше. Я понятно объяснил?
— А если не пожалуется? — с самым невинным видом спросила Милана.
— А если не пожалуется, то мы обнулим вчерашний инцидент.
— Правда? — она повернулась к отцу всем телом, весело улыбнувшись. — Совсем-совсем обнулим?
— Не думай, что у меня плохая память. Чтоб я тебя больше в журналах голяка не видел! — рявкнул отец и бросил на стол салфетку.
3
Наверное, Назара среди копателей называли Кречетом не только из-за того, что всем и каждому было известно, что он сокольник. Парень и внешне напоминал хищную птицу всей своей статью — большой, крепкий, хорошо сложенный, черноволосый, хотя сейчас, летом, кудри его были сострижены почти что в ноль. Профиль — тоже соколиный. Лоб высокий, черные широкие брови, которые сходились в одну точку на переносице, когда он хмурился. Острые карие глаза с яркими белками — живые, тревожные, даже когда он спокоен, скульптурно вылепленные скулы, мужественный подбородок — упрямый, с небольшой ямкой. Его лицо красивым не назовешь, но уж точно оно было интересным и запоминающимся.
Его нельзя было не заметить в толпе. И точно так же его нельзя было не узнать, если встретишь снова.
И его фигуру было видно издалека — он словно на целую голову выше всех вокруг, даже тогда, когда это оказывалось лишь обманом зрения.
— Кто там поехал? — спрашивали друг друга старатели, тершиеся бок о бок среди поваленных деревьев и ям. Звуков мотора они опасались — мало ли кто забрел в лес. Если незваные гости, то придется быстро сворачиваться, а день только начался. Самая работа, пока жары нет.
— Да Кречет. Патрульных своих развозит.
На небольшом минивэне он объезжал лес по проселочным дорогам и расставлял охрану, чтобы патрулировать «пятаки», на которых добывали янтарь.
По пути Назар чуть притормозил, приспустил окно и выглянул из кабины.
— Там дальше кто-то есть? — звучным, глубоким голосом спросил он.
— Крайние мы тут. Панас, не слышно ж никого?
— Не, не слышно.
— Я в паре километров
