имя свое вслух при нем произносить? Всё теперь! В любой водоем он за тобой прийти сможет и утащить к себе.
— Смешной ты. Волков бояться — в лес не ходить. Навьи духи простые. Жадные они. Задабривай их время от времени, и горя знать не будешь. Не принеси я Водяному цветочек, так утащил бы он меня. А сейчас он съест его, ляжет на дно и сны приятные видеть будет долгие дни. Цветок Рассвета ему негде взять, только я его принести могу. Не будет дух жадный меня теперь утаскивать, даже когда в отрочество войду. Русалок у него много, а тех, кто усладу нектара редкого принести может — нет. Еще и перед другими духами будет защищать меня отныне.
Призадумался Иван. Не знал он такого о темных обитателях вод. Но звучало правдиво. Хотя то, что Водяной не утащит такую красивую девочку, царевич не мог поверить.
— Всё равно, нельзя навьим духам имя свое называть, — упрямо проворчал он.
— Можно, коль в услужение к себе хочешь заполучить их.
Хитро улыбалась Варвара. А Иван непонимающе смотрел на нее. Не слыхал он никогда, чтоб духов вредных подчинить себе можно было. Сами они хорошо больно разум людской одурманивали речами своими, поэтому и из Леса так просто выходили.
— Как это? — глазами хлопал царевич, не в силах любопытство свое побороть.
— А не скажу я тебе. Вдруг духов моих к себе переманить вздумаешь, если секрет тебе раскрою, — лукаво-лукаво прищурив синие глазки с ресницами пушистыми, смешливо проговорила Варвара.
— Духов твоих? А у тебя их много?
— Много. И Полевик на зов мой приходит, и айтарки, и Зыбочник, и Дуплич, и лесовки, и Зазовка, и Аука, и Туросик, и Полудница, и даже Полуверица. К каждому подход нашла я, каждого задобрила.
Подивился Ваня. Ладно, айтарки и Дуплич — мелкие духи это, безобидные. Но лесовки, Зазовка, Аука — опасные они, дурят, заманивают в чащу темную глубокую, за частокол приводят, и никто не знает, что происходит за оградой запретной.
— Зачем они тебе? — пытался понять царевич.
— Как я тебе расскажу, не зная, кто ты таков?
— Иван я, сын Яромира Благословенного.
Улыбнулась девочка широко лучезарно.
— А я — Варенька. А ты царевич, значит. Не обманул Водяной. Маменька говорит, что из-за батюшки твоего нечисть вся эта из Леса выбралась. Добро твой папенька сделать хотел, а, получается, зло принес. Беду.
— Неправда! — обиделся Ваня, грозно брови светлые нахмурив. — Лес людей кормит и поит.
— А сколько людей погубил Лес? Сколько навья нечисть душ себе забрала? Много, Ванечка, много. Маменька говорит, что батюшка твой не с добрыми помыслами на самом деле в Лес вошел, оттого Лес злом и отвечает. Забрал что-то твой батенька у него. Нет, не грибы, поленья да ягоды, а что-то, что нельзя брать было. Не для мира людей дар создавался, а Яромир забрал.
— А кто маменька твоя такая, чтоб про отца моего так говорить? — злился всё больше царевич. — И ты кто такая, чтоб повторять слова ее вредные?
— Ванечка, то, что слова мои тебе не по нраву, не значит, что вредные они. Правду я говорю, оттого и не нравится тебе слышать ее. Правда-то — она колючая обычно. А маменька моя та, что больше других от «благ» лесных пострадала. Седовласый Свида обманул ее. Прикинулся возлюбленным давним, задурманил голову и сердце, чтобы из Леса выйти, а потом исчез. Воспоминанием стал, как эхо гулким. Ничего от него не осталось. Я только. А матушка всё никак забыть не могла, искала его. В Лес опять бросилась, у всех духов помощи просила, за частокол даже отважилась ступить. Сама Навь ей там повстречалась. Помочь обещала. Да только маменька правду узнала, что не возлюбленный ее вдруг пропал, а Свида коварный. Отказалась она от помощи Нави, а та разгневалась и обратила ее в белую цаплю. Но прознала об этом Правь светлая, сжалилась, когда узнала, что дитя есть у нее. Ослабила проклятье, да только снять полностью не смогла. Ночью маменька в птицу оборачивается, а днем человеком ходит. Полу-навий дух она отныне, но как только минет мне восемнадцать зим, заберет ее Навь, а я одна останусь.
Мы поэтому и не живем среди людей, в деревнях местных да граде молодом. В низину горы Синезубой перебрались, чтоб спрятать матушкин недуг.
Закончила свой печальный рассказ Варенька, поразив царевича до самой души. Вот только не казалась она грустной, и горечи не отражалось в глазах васильковых.
— Не смог бы я так, как ты, — хмурился Иван. — Как дружишь ты с духами навьими? Зачем дары носишь, коль обманули они твою матушку, а значит и тебя? Не уразумею что-то я.
Улыбнулась девочка задорно, подалась чуть вперед, склонившись, и подманила Ваню к себе. Шепнуть на ухо она хотела ему. Подчинился царевич, желая ответ услышать:
— Хочу я маменьку освободить от заклятья навьего, — тихо зашептала Варвара, ладошкой отгораживаясь, чтобы Листвич не расслышал, сидящий в тени ветвей дуба, да Хуха, что тайны, оброненные в лесу, собирает, по губам прочитать не смог. — Хочу избавить людей от проклятья колдуна лесного, которое благостью прикидывается. Хочу, чтобы в Лес безбоязненно войти можно было, не опасаясь, что духа пакостного в кармане домой принесешь.
— Разве возможно такое? — подивился царевич. — Кто отважится колдуну лесному вызов бросить?
— Те, у кого выхода нет иного, Ванечка. Мне придется люд честной от чумы лесной освобождать.
Печально улыбнулась Варвара, будто и правда выхода иного у нее не было.
— Что ты! Разве можно тебе? Ты девочка да еще и маленькая. Нельзя тебе! Пусть взрослые с этим маются!
— Эх, Ваня, не хотят взрослые с колдуном связываться. Боятся. А если я сейчас сложа руки сидеть буду, превратится моя мама в птицу и улетит в дальние края, позабыв обо мне, будто и не было дочери у нее никогда.
Насупился Иван. Правду Варвара говорила, все, кого знал он, боялись лесного хозяина. Шепотом о нем говорили, со страхом в голосе. Не пойдут они за частокол. Но и оставить девочку одну не мог царевич.
— Нет, не гоже тебе этот путь одной проходить. Нельзя даже.
— Знаю, Ванечка, да делать нечего. Никто мне не поможет, сама справляться буду.
Не мог Иван девочку одну в ее беде бросить. Не боялся он духов лесных, а значит, и колдуна не испугается. Братьев помочь попросит, а вдруг согласятся?
— Я тебе помогу, — уверенно кивнул царевич. — Только что делать нужно? Как колдуна одолеть можно?
— Ш-ш-ш-ш! — испуганно приложила палец к губам Варенька, заозиравшись кругом да в
