Однако башня – это не только броня, которую можно пробить или не пробить. Башня – это еще и многочисленные механизмы, и куча электроники, этими механизмами управляющей. В башнях "Мурманска" людей не было, поэтому никого не контузило, но сама башня до конца боя замерла, как мертвая. Более того, вторая башня от сотрясения начала давать промахи – очевидно, была сбита настройка установленного в ней лазерного дальномера. К счастью, подобное лечилось быстро – уже после третьего залпа удалось определить, что орудия посылают снаряды с небольшим недолетом, стрельба их была приостановлена, а еще через пять минут лихорадочной работы электронщиков, возобновлена с требуемой точностью. Впрочем, японцам для полноты ощущений хватило и одной башни, тем более русские, убедившись, что якобы пластиковая обшивка не только не собирается разваливаться, но и почему-то не особенно стремится гореть от попаданий фугасных снарядов, перешли на бронебойные. Те хоть и взрывались не столь эффектно, зато дел натворить могли куда больше.
Первые три снаряда ударили в борт "Асамы", вмяв в корпус одно из шестидюймовых орудий вместе с казематом и сделав две больших но неопасных пробоины. Затем попадания пошли и в настройки. Трудно сказать, повезло японцам с дистанцией или нет – с одной стороны, выпущенные из орудий русского крейсера снаряды шли по настильной траектории. Попади они в палубу – и добраться до нежных потрохов "Асамы" им было бы куда проще, а сейчас жизненно важные места, помимо толстой брони, защищали наполненные угольные ямы. С другой же, такая дистанция была предельной для большинства японских орудий, и в цель попасть можно было разве что случайно. Хотя по "Мурманску" били все, кто хоть теоретически мог до него достать и из всего, что было под рукой, в него попал еще всего один шестидюймовый снаряд, оставивший но борту красочное, но неопасное пятно обгоревшей краски. Сто миллиметров русской стали явно оказались не по зубам японскому фугасу. Процент же попаданий в самих японцев был для них удручающе высок, а единственные на всей эскадре орудия, которые могли хоть сколько-то серьезно угрожать русскому крейсеру, были на все той же многострадальной "Асаме", и как раз они-то замолчали в первые же минуты боя. Если конкретно, под ураганным огнем русских последнее из восьмидюймовых орудий "Асамы" было выведено из строя на третьей минуте. К тому времени еще недавно первоклассный броненосный крейсер уже превратился в руину, и не затонул лишь потому, что еще просто не успел этого сделать. Большое корыто, как известно, долго тонет, а по меркам начала века назвать "Асаму" и его систершипов маленькими кораблями не решился бы никто. Однако то, что минуты его жизни сочтены, было ясно. Он получил больше полусотни снарядов, из них три – ниже уровня ватерлинии. Тоже своего рода везение – их могло быть и куда больше, хотя, учитывая размеры пробоин, вряд ли это можно было назвать принципиальным. Сейчас по коридорам броненосного крейсера стремительно растекалась соленая вода, бодро отвоевывая себе все новые и новые пространства. Правда, водонепроницаемые переборки, вставшие у нее на пути, немного замедлили этот процесс, однако в корне переломить ситуацию не могли. Крейсер был обречен, хотя его экипаж, одна из элитных команд японского флота, делала все возможное и невозможное, чтобы не допустить этого. Назвать японцев трусами не повернулся бы язык ни у кого, и они, зачастую по горло в не такой уж и теплой январской водичке, отчаянно пытались если не остановить, то хотя бы немного ослабить рвущиеся в недра корабля потоки. Тем не менее, вода поступала, крен нарастал, и было ясно, что очень скоро будет достигнут предел остойчивости, после чего огромный корабль просто ляжет на борт.
Впрочем, то, что располагалось выше ватерлинии, тоже не могло внушить японцам оптимизма. Для описания борта больше всего подходило слово "изодран" – именно такое впечатление он и производил. Во все стороны торчали художественно скрученные и местами оплавленные куски железа, многих бронеплит вообще не было – вырванные "с мясом" они покинули корабль и теперь мирно покоились на дне. Многочисленные казематы шестидюймовых орудий разнесло вдребезги, а единственное чудом уцелевшее орудие не могло стрелять, потому что корабль уже заметно накренился и теперь оно смотрело в воду.
Надстройки "Асамы" выглядели не лучше. Руины, что еще с них взять. Фугасные снаряды разнесли буквально все. Среди расплющенных взрывом обломков боевой рубки, распространяя вокруг себя хорошо различимый даже сейчас запах шашлыка, неспешно подгорало тело командира крейсера, а тела матросов и офицеров бесполезно было даже считать. В один миг корабль лишился почти половины своей команды, и теперь некому было даже тушить неспешно разгорающиеся пожары. Одна труба, оторванная взрывом, лежала поперек палубы, надежно заклиненная среди обломков. Во вторую снаряд попал в трех метрах от палубы и разорвал ее пополам. Нижняя часть, скрученная в невиданный узел, торчала над искореженными надстройками, поразительно напоминая неприличный американский жест, а верхнюю отшвырнуло метров на двадцать в море, где она и затонула, медленно и величественно, словно и не была железной.
Носовая башня была сбита с катков – в нее почти одновременно, с интервалами в несколько секунд, попали три снаряда, и, хотя фугасы снова не смогли проломить броню, суммарной энергии их взрывов хватило, чтобы броневую "кастрюльку" сдвинуло почти на четверть метра. Кормовая тоже не пережила обстрела – левое орудие было оторвано прямым попаданием, и на его месте торчал теперь лишь короткий огрызок. Правое на вид было целым, однако, присмотревшись внимательно, можно было рассмотреть, что тем же взрывом его основательно погнуло. Как боевая единица "Асама" перестала существовать.
Однако те, кто сейчас дирижировал боем рубке "Мурманска", об этом еще не знали. К тому же, для каждого из них это был первый в жизни полноценный морской бой. Да, все они успели повоевать, но гонять папуасов, топить пиратов или в очередной, третий или четвертый по счету раз уничтожать грузинский флот прямо на его базе – это все же не то. Первый раз в жизни они сражались с противником, равным если не по вооружению, то хотя бы по храбрости и, с поправкой на эпоху, уровнем подготовки. Естественно, адреналин у всех едва не из ушей сочился, а это отнюдь не всегда способствует ясности мыслей. Поэтому в по-прежнему единственную полноценно действующую кормовую башню были наконец поданы бронебойные снаряды, и уже второй залп оказался для "Асамы" смертельным. Как иголкой проткнув и без того развороченную броню, один из снарядов нашел-таки достойную цель, разорвавшись в погребе носовой башни. Вся палуба над ней мгновенно исчезла в ослепительной вспышке взрыва, а днище просто вывалилось, отправившись, следом за трубой, в гости к Нептуну. Это был конец, и ясно увидевший результат Плотников приказал задробить стрельбу.
Следующие несколько минут и русские, и японцы потратили на то, чтобы осмыслить ситуацию, тем более что бой прекратился сам собой. Не потому, что его не хотели продолжать, а потому, что не могли. Обе носовые башни "Мурманска" были пока что небоеспособны, кормовая же пока что не могла вести огонь из-за неудобной позиции японцев. Японцы, в свою очередь, несколько опешили, находясь под впечатлением от почти мгновенной гибелью "Асамы", тем не менее сообразили, что пока что ничего не могут сделать, и им надо либо срочно сокращать дистанцию, либо делать ноги.
