случае наличие в разных (обычно соседних) главах одних и тех же повторяющихся слов можно объяснить тем, что Хуань Куань, деля прежде нерасчлененные отрезки текста на главы, иногда игнорировал диалогические связи между отдельными высказываниями оппонентов (выраженные в явлении повторяющихся слов) и включал эти высказывания в разные главы. Например, гл. 6 трактата кончается словами «знатока писаний»: «Вот отчего страдают и мучаются сто кланов; вот чем озабочены «связанные [своей доктриной] конфуцианские ученые»», а первое высказывание «сановника» в гл. 7 завершается фразой: «Отчего же мучиться ста кланам и чем быть озабоченным знатоку писаний?»[69] Поскольку Хуань Куань стремился, чтобы каждая глава оканчивалась конфуцианским высказыванием (см. ниже), он кончил гл. 6 словами «знатока писаний», а ответом «сановника» начал гл. 7. Вследствие этого диалогическая связь между обоими высказываниями в контексте трактата является избыточной; следовательно, она не была создана Хуань Куанем, а восходит к использованному им источнику, т. е. к «тексту обсуждения» 81 г. до н. э.
Кроме того, что Хуань Куань добавил к этому тексту гл. 42-60, расширил конфуцианские высказывания, более дробно разбил текст на главы, число которых (равно как и число их названий) увеличилось, он ввел еще одно существенное изменение: ограничил количество спорящих всего шестью фигурами. Из шести только двое — «канцлер» и «сановник» (т. е. «сановник-императорский секретарь») — исторические лица — Тянь Цянь-цю и Сан Хун-ян; остальные четверо — «достойный и хороший человек», «знаток писаний», «писец канцлера» и «императорский секретарь» — являются собирательными образами реальных участников дискуссии — конфуцианских ученых, с одной стороны, и подчиненных «канцлера» и «сановника-императорского секретаря», с другой[70].
Трактат Хуань Куаня написан в форме диалога и воспроизводит реально имевший место диалог сторон. Но автор, обработавший текст дискуссии 81 г. до н. э., не остается безразличным к позициям сторон и использует их диалог в своих целях для создания «образца, [явленного] одной школой». Поступая так, он пишет произведение в полемическом жанре «споров, или обсуждений», особенность которого состоит в том, чтобы, используя приемы древнекитайского спора, в том числе диалог спорящих, доказывать правоту своих взглядов и опровергать взгляды предшественников (оппонентов). Ранее в этом жанре писал даосско-легистский мыслитель Хань Фэй[71]; в отличие от него Хуань Куань использует диалог спорящих для установления истины с позиций последователя конфуцианской комментаторской школы Гунъян. Поэтому его симпатии неизменно на одной, а именно конфуцианской, стороне, а его произведение следует признать монологическим; далее мы попытаемся выделить в нем монологические моменты.
Симпатии Хуань Куаня ощутимы в расположении материала и в лаконичных авторских ремарках, изредка перебивающих речи спорящих. Он строит почти все 60 глав своего труда так, что последнее слово остается за конфуцианскими учеными[72] (этим композиционно подчеркнуто, что они правы и что их высказывания выражают точку зрения автора трактата.)[73]. Точно так же он не упускает случая отметить в своих ремарках, что «сановник» или его единомышленники испытывали отрицательные эмоции, вызванные критикой их оппонентов (например, смущение, замешательство, огорчение, обиду, стыд), и как-то проявили это внешне (изменились в лице и т. п.); в особенности часто он отмечает, что правительственные чиновники промолчали, не сумев ответить на тот или иной аргумент своих конфуцианских оппонентов, и дает тем самым понять, что отвечать было нечего.
В названиях глав, как уже говорилось, хотя бы отчасти сочиненных Хуань Куанем[74], тоже иногда ощутима его конфуцианская позиция. Таковы, как нам кажется, названия «Усердно пахать» (гл. 2), «Восстановить древние [порядки]» (гл. 6); «Осуждение [Шанского] Яна» (гл. 7), «Поношение учения [Ли Сы]» (гл. 18), «Следовать пути» (гл. 23), «Ненавидеть алчность» (гл. 33), «Отодвинуть на задний план наказания» (гл. 34), «Чтить нормы поведения» (гл. 37), «Упреки [династии] Цинь» (гл. 44), «Поведаем о совершенных мудрецах» (гл. 58) и, быть может, некоторые другие.
Но, кроме того, трактат имеет своеобразный эпилог — последнюю главу, целиком отведенную суждению некоего «гостя», чьими устами прямо высказана точка зрения Хуань Куаня на дискуссию 81 г. до н. э.: «Министры знали, что, полагаясь на военное начало, можно расширить земли, но не знали, что распространением внутренней духовной силы можно побудить примкнуть к себе пребывающих далеко; знали, что [погоней за] могуществом и выгодой можно расширить средства для расходов, но не знали, что посевом и жатвой можно сделать государство богатым. Если «пребывающие близко с любовью примыкают [к государю], а пребывающие далеко радуются его внутренней духовной силе», то чего он не завершит из того, что делает, чего он не получит из того, что требует? Не пойти по этому пути, а [только и] стремиться к накоплению прибылей и увеличению устрашающего величия, — разве это не заблуждение!».
Таким образом, Хуань Куань описывает столкнувшиеся в дискуссии взгляды конфуцианских ученых и министров в виде ряда оппозиций: почитание «человеколюбия и справедливости» — стремление к «могуществу и выгоде»; путь привлечения «пребывающих близко» и «пребывающих далеко» к императору с помощью распространения его «внутренней духовной силы» — путь «накопления прибылей и увеличения устрашающего величия», опоры на «военное начало» для «расширения земель»; земледелие как способ обогащения государства — «могущество и выгода» как способ увеличения казенных средств; образец, явленный династией Чжоу [75], — пример, показанный династией Цинь[75].
Некоторые сведения об отношении Хуань Куаня ко взглядам спорящих могут быть почерпнуты из характеристик, которые Хуань Куань дает участникам дискуссии — отдельным конфуцианским ученым, с одной стороны, и Сан Хун-яну и прочим чиновникам, с другой. Он высоко отзывается о моральных качествах конфуцианцев, их страстной принципиальности, их непримиримой критике в адрес оппонентов, их стремлении изменить мир. Он дает неоднозначную оценку «сановнику», воздавая ему должное за эрудицию и умение спорить, но осуждая его за взгляды, отличные от конфуцианских, за то, что он «занимал не тот пост и осуществлял не тот путь», отчего и сам погиб, и свой клан погубил. Он презрительно отзывается о «канцлере» Тянь Цянь-цю, который, занимая столь высокий пост, предпочел отмолчаться во время дискуссии — «не говорил, как «завязанный мешок»»; он резко критикует и подчиненных Сан Хун-яна и Тянь Цянь-цю за неспособность выступить принципиально, за бесхребетную угодливость и лесть по отношению к вышестоящим. На взгляд Хуань Куаня, большое место в конфуцианских рассуждениях занимали древний «путь истинного царя», идея исправления современности и «возвращения к основе», а для Сан Хун-яна были характерны опора на современность, приспособление к переменам, негативное отношение к слепому подражанию древности, отказ от духовного преображения нижестоящих с помощью истинного пути и от того, чтобы препятствовать их естественной склонности устремиться в
