путали все планы своей назойливой привычкой влезать туда, куда их не просят. А уж если попросили… Хорошая броня, неплохое оружие, превосходная выучка, огромное самомнение. Почти как у минотавров. Пока Каввель со своей ватагой просто грабил прибрежные города, они не вмешивались. Стоило посягнуть на какую-то там святыню, как храмовники тут же организовали отпор. Один раз даже пришлось спасаться бегством. Турона посетила блестящая мысль натравить одних фанатиков на других.
— Негусто, — резюмировал де Деса. — Знаешь ли ты, что наше призвание защищать порядок, установленный богами? Защищать, исцелять, возвращать — вот девиз ордена.
— И как, получается? — с иронией спросил минотавр.
— Как видишь, порядок все еще не нарушен, — улыбнулся инквизитор. — Если не считать твоего культа.
Каввель вздохнул. Эта беседа начинала его утомлять, но прерывать ее пока не стоило.
— Я его не начинал, — нахмурился минотавр. — И как же вы справились?
— Ты видел, как гниют яблоки, если их все сложить в кучу? — ответил де Деса.
Каввель напряженно кивнул. Ему стало даже как-то обидно, что у него образовалась целая толпа поклонников, а их, наверное, всех взяли и убили.
— Стоит попасть в кучу хороших плодов одному гнилому, как скоро все начинают портиться. С людьми точно так же. Если завелась среди честных и хороших обывателей погань, ей не составит труда столкнуть с пути праведного каждого, ведь человек слаб. Посему надлежит с корнем вырвать источник порчи немедля после обнаружения. Затем надлежит проверить каждого, кто прикасался к заблудшей душе. Никого нельзя пропустить. Так и только так можно выкорчевать ересь. По крайней мере, так считается в моем ордене.
— Так то люди, — заметил пират.
— Это касается всех, — парировал храмовник. — Мы потеряли нескольких братьев для достижения цели, но справились. Турон держал их на море, а мы добивали на суше. Остались одиночки, и дело могли довершить даже местные.
— А оно того стоило? — уточнил минотавр.
Хуан помрачнел.
— Мы пожертвовали тысячами, чтобы спасти сотни тысяч. Стоило ли оно того? Безусловно. Вот только я считал, что действовать можно было иначе, чтобы жертв было меньше. И я все еще думаю, что был прав. Чем больше братья бились с врагами, тем крепче становились заблуждения и тем больше павших становилось с обеих сторон. Поэтому теперь я здесь и замаливаю грехи вдали от всех. У меня вышел… спор с великим магистром о целях и средствах, и я не хочу возвращаться.
— Так ты что же, сам добровольно ушел в изгнание мошкару кормить? — поинтересовался Каввель из чистого любопытства.
Такое поведение не слишком вписывалось в его понятие о воинской чести.
— Я вдруг понял, почему твоего портрета я не видел. — вместо ответа выдал храмовник. — Турон, наверное, приказал уничтожить все изображения с тобой, ведь ты источник заразы, и твой отец понял это раньше меня.
Каввель на всякий случай покрепче перехватил секиру.
— Попридержи быков, рыцарь храма! Меня тут вообще не было, — недовольно сказал он. — К тому же мой портрет там никогда и не висел. Я ушел в море без отцовского благословения.
— Твое поведение подтолкнуло многих к ереси, — не сдался де Деса. — Впрочем, теперь уже ничего не изменишь. Зерна взошли. Каввель, Морской Палач дерзнул бросить вызов не только традициям и кодексам, но и самим богам. И ведь кто-то же додумался, что если начать поклоняться тебе, то ты вознесешься и примешь всех в свое царство новой справедливости! Знаешь, сколько недовольных нынешними официальными культами нашлось? Тысячи! Я хотел действовать убеждением, но большинство наших считало, что лучше просто всех истребить.
— Но ты тоже участвовал в этой бойне? — нахмурился минотавр.
— По должности я не обязан сражаться, — спокойно ответил великий инквизитор. — Моя работа тоньше и тяжелее: я дознаватель. Уговоры и пытки — мое ремесло.
Каввель поморщился, что не ускользнуло от человека.
— Ты думаешь, что это отвратительно, и правильно думаешь, — горько усмехнулся рыцарь. — Но кто-то должен заниматься таким непотребством ради высшего блага, и я взвалил на себя эту ношу, чтобы руки не пришлось марать другим. Большинство братьев имели слишком чистые помыслы и незамутненные мысли. Я бы не смог заставить никого из них заниматься столь грязными делами. Одно дело — убивать на поле боя, и совсем другое — подвергать безоружного и беспомощного пыткам. Тут не всякий выдержит. Страшнее всего то, что ни один из еретиков даже на моих допросах так и не раскрыл всей правды о культе. Мы можем только догадываться, какие ужасы у них там творились. Они все умирали с улыбками, но продолжали молчать.
— Зачем ты все это рассказал мне? — спросил пират, стараясь избегать взгляда храмовника.
Минотавру вдруг стало не по себе. Человек слабо улыбнулся.
— Ты должен искупить свою вину, — сказал он. — Тогда твое проклятие спадет. Такова воля богов. Тогда и я, может быть, обрету покой.
Каввель совершенно искренне рассмеялся.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, человек, — сдерживая смешки, заявил пират. — Ты не был со мной в царстве Му-Кирина, когда он выносил приговор. И ты вряд ли видел, как мне являлся Торгарон, чтобы дать надежду — один год снова в своем теле. У меня есть спаситель, и я должен помочь выполнить его предначертание, чтобы окончательно избавиться от проклятия. Я уже прошел с ним через два адских мира и готов следовать дальше!
Рыцарь исподлобья посмотрел на веселящегося гиганта.
— Думаешь, ты знаешь волю богов? — с недовольством в голосе прошипел храмовник. — Все, что происходит, случается ради исполнения их планов.
— Не буду спорить, — примирительно поднял вверх ладонь Каввель. — Только частично воля богов уже свершилась так, как я описал. Так что тут нечего и сомневаться. Хотя я не отказываюсь от твоего предложения. Мне еще надо вернуть уважение родни.
— Да будет так, — подытожил бывший инквизитор. — Значит, все же придется вернуться на большую землю.
[1] Капитан (кутар.)
Глава 3
Раньше остров Мирас звался Миносом, но тауросу переиначили его на свой манер. Так сложением двух слов родилось общепринятое название этого воинственного народа — минотаур, позже ставшее минотавром.
Энциклопедия разумных видов
Стражник, с ног до головы закованный в добротные стальные латы, сквозь прищуренные веки наблюдал со стены спор двух чужаков, никак не решавшихся подойти к городу. Оба остановились футах в ста от поднятого моста и ожесточенно препирались о способах и необходимости проникновения внутрь. В шлеме слушать было неудобно, но снимать его не полагалось по инструкции. Впрочем, и обрывков доносящихся фраз хватало с лихвой. Разговор шел на повышенных тонах на всеобщем.
В стольный град им, как же! Такому отребью входа
