4
В буфете на седьмом этаже за одним из пластмассовых столиков сидел плохо выбритый кавказский человек средних лет и, часто облизывая губы, пил прямо из бутылки ряженку. С того места, где он находился, хорошо просматривался длинный коридор. Он уже видел, как в глубине коридора, поближе к месту, где сидела за своим столом горничная, забегали вдруг люди, потом появилась милиция, а еще позже санитары вынесли из номера носилки с тяжелой поклажей и потащили к лифту в противоположном конце коридора. Потом и разный другой народ стал выходить и осталась в номере, наверное, одна милиция.
К небритому подошел поднявшийся по внутренней лестнице приятель помоложе, громко гортанно поздоровался на своем непонятном языке — так, видно, надо было понимать его интонацию и жесты. После чего придвинул ногой стул и сел спиной к коридору. Небритый подвинул товарищу свежую бутылку ряженки, и тот, сильно встряхнув ее, отколупнул лиловую крышечку и стал пить, как пьют на Кавказе вино — не прикасаясь губами к горлышку.
Закончив, они стали опять что-то громко обсуждать на своем языке. Было похоже, что они никак не могли прийти к согласию, хотя, видимо, говорили об одном и том же. Наконец тот, кто был постарше, вскочил со стула и сунул под нос младшему два растопыренных пальца. Молодой в ярости вскочил тоже, едва не опрокинув свой стул.
— Эй! — закричала на них буфетчица. — Вы чего это так разгалделись, а? Кому говорю, граждане! — Тон ее был резок и суров.
Лица у обоих спорщиков мгновенно стали извиняющимися и подобострастными. Прижимая ладони к груди, они теперь всем своим видом демонстрировали, что больше горячиться не станут и сейчас уйдут.
— Извыни, дарагая, савсэм, панимаешь, забыл себя!
— Всо, всо, — тут же подхватил второй, — уже уходым, спасыба, красавица!
И они быстро ушли к внутренней, так называемой служебной лестнице, ведущей вниз, в боковой холл гостиницы.
Буфетчица нипочем бы не обратила на них внимание, если бы не одно странное, с ее точки зрения, обстоятельство: ведь целый час сидел этот чучмек, а всего-то и выпил, что бутылку ряженки. Да и ту наполовину. И чего сидел? А еще скандал устроить со своим земляком захотел. Вот же дураки-то, и носит же их земля!.. И все это — гыр-гыр-гыр, — кабы не ихние деньги, гнать бы их всех отседова поганой метлой. А так хоть какая польза...
В 217-м номере, куда они вошли, открыв дверь своим ключом, стояли две кровати, разделенные тумбочкой. Они сели друг против друга и стали ждать, молча и словно бы отрешенно, как умеют это делать люди, выросшие в южных республиках.
Минут двадцать, а может быть, и полчаса спустя, после двойного негромкого стука в дверь, которую тут же открыл молодой, в комнату вошел невысокий, но плотный мужик в кожаной куртке и кепке, с пластиковой синей сумкой на ремешке через плечо. Это был тот самый водитель «Жигулей», который час с небольшим назад проезжал по Кадашевской набережной.
Он вошел быстро и решительно, окинул злыми прищуренными глазами кавказцев и сурово спросил:
— Ну?
— Как дагаварылыс, началнык, — ответил один и криво усмехнулся.
Чего вы мне тут лепите горбатого? — свистящим шепотом, ощерив в гримасе рот с золотой коронкой, оборвал его водитель. — Чего вы мне лапшу вешаете, когда я его только что живого видел! Ушел он!
Кавказцы почти незаметно для постороннего глаза переглянулись.
— Вы чего, чего?
— А нычево! — резко махнул ладонью небритый, что сидел в буфете. — Ныправылно гаваришь, я сам, своим глазом видел, как его панесли. На насылках. И милиция была. Зачэм так гаваришь?
Он продолжал спокойно сидеть на кровати, поглядывая на вошедшего снизу вверх. А второй, тот, что помоложе, как впустил гостя, так и стоял, словно перекрывая ему выход.
— Да вы кого, суки, приделали? — совсем уже разъярился водитель, но, понимая, что он не на улице, старался все-таки голос не сильно повышать. Однако ярость так и клокотала в нем.
— Ты слушай, началнык, кого дагаварылыс, того прыдэлали. Расчет давай дэлать. — Сидящий говорил вроде бы мирно, но в это время второй сделал едва заметный шаг к водителю.
— Ах вы, падлы! — снова ощерился водитель и быстро сунул правую руку в карман куртки. — Сидеть! Ни с места! — прикрикнул на попытавшегося вскочить небритого. — А ты, — он ткнул пальцем во второго, — сядь там! И не двигайся, сучий рот!
— Слушай! — раздраженно, будто капризному ребенку, начал небритый. — Ты нам фоку давал? Давал. Вот он, твой фотка? — Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографию шесть на девять и бросил на кровать рядом с собой. — Я смотрэл. Ты гаварыл, он к администратору прыдет. Он прышел. Я смотрэл. Он ключ брал, свой номер заходыл. Больше не выходыл. Чего тебе надо? Ты показал, мы сдэлал. Расчет давай. Оружие сказал бросыть — мы бросыли!
Ну, бля, свалились на мою голову! — Водитель с маху врезал себе ладонью по кепке. — Откуда вы такие мудаки взялись-то?! Нет, я скажу Самеду, что больше с вашими никаких дел! Никогда! Чурки вы сраные!
— Зачэм «чурка» гаваришь? — обиделся небритый. — И Самед не пугай. Ты сказал — мы сдэлал. Расчет давай.
— А хрена не хочешь? — Водитель стукнул себя ребром ладони по сгибу локтя. И, наклонившись над кроватью, подхватил фотографию и сунул ее в боковой карман куртки.
И в этот миг парень, который был помоложе, кошкой прыгнул водителю на спину. Но водитель точным, отработанным ударом снизу и сбоку перехватил прыгуна в полете и отправил его на соседнюю кровать. Тот рухнул всем телом и с такой силой, что ножки у кровати с громким треском подломились и все это древесно-стружечное сооружение грохнулось на пол.
А вовремя обернуться ко второму, небритому, водитель уже не успел. Еще в повороте он вдруг резко дернулся, словно вытянулся, потом изогнулся и пополз по стене, царапая ее рукояткой ножа, который глубоко вошел ему под левую лопатку.
Небритый с неожиданной для него ловкостью мгновенно перехватил падающее тело, сорвав с головы кожаную кепку, натянул ее на лицо водителя и опустил на пол ничком, чтоб кровь из раны в спине не запачкала палас на полу.
Минуту спустя в дверь резко застучали и женский голос раздраженно закричал:
— А ну открывайте, живо! Чего вы там ломаете?
— Сейчас, дарагая, сейчас... — заторопился небритый и, ухватив молодого за плечи, начал его трясти, шепча ругательства на родном языке.
Наконец тот очухался, увидел лежащее на полу тело и непонимающе уставился на своего приятеля.
Сейчас, дарагая, открываю... — продолжал бубнить небритый в ответ на крики, доносившиеся из-за двери.
Молодой быстро все сообразил, они подхватили водителя за ноги и за плечи и быстро засунули согнутое тело в шкаф для верхней одежды.
Справившись с этой работой, небритый открыл, наконец, дверь и чуть не отлетел к противоположной стене, едва не сбитый с ног ворвавшейся в номер разъяренной толстухой горничной.
