Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Саша отметил про себя, что останавливаться ему совсем не хочется.
— Что ж, удачи вам, Настя!
Автомобиль замер у бровки тротуара.
— Знаете что? Вы такой замечательный! Я хотела бы вас отблагодарить.
— Это как же? — навострился Александр.
— Приходите вечером в бар «Голливудские ночи». На Варварке. Я там работаю.
— Стриптизершей? — испугался Турецкий.
— Нет, что вы! Официанткой. Там половина нашего курса подрабатывает. Деньги-то нужны.
— Это точно. Деньги еще никто не отменял. И когда?
— Хоть сегодня. Я как раз сегодня работаю.
— Сегодня вряд ли.
— Ну… Когда захотите. Там интересно. Актеры бывают, режиссеры, всякие шоумены. Я через два дня на третий работаю. Мы открываемся в пять вечера. И до утра. Я вас фирменным коктейлем угощу.
— Спасибо, Настя! Давно меня девушки не угощали. Пожалуй, со времен студенческой юности, — с чувством произнес Турецкий.
— Ну вот и вспомните юность! — Настя стрельнула в государственного советника юстиции озорными черными глазами и выскользнула из машины.
Саша, пережидая красный сигнал светофора, загадал: если она обернется, схожу в ее клуб, что уж такого-то? Если нет… Девушка дошла до перекрестка легкой, стремительной походкой. Еще мгновение — и она исчезнет. Сердце учащенно забилось. Уже на повороте Настя оглянулась, улыбнулась и махнула ему тонкой рукой в браслетах. Турецкий облегченно вздохнул. Сзади нетерпеливо сигналили. Светофор вовсю пылал зеленым. Александр нажал на газ, насвистывая арию Тореадора.
Устроить праздник на троих не удалось. Накануне торжества позвонил Грязнов и заявил, что он все равно заявится поздравить любимую жену лучшего друга, независимо от того, захочет ли его увидеть виновница торжества.
— Захочет! — обрадовался Турецкий.
Ирина рассердилась на самоуправство мужа.
— Ну что ты? Славка же свой человек! — оправдывался Александр.
— А может, я хотя бы в свой праздник хочу побыть с тобой и Ниночкой? Могу я позволить себе такую роскошь раз в сорок лет? Славка придет, вы уйдете на балкон курить и будете говорить только о делах. Что, я не знаю, что ли?
— Клянусь, что говорить будем исключительно о тебе! Чтоб мне сдохнуть!
— Не надо мне пустых обещаний! И я не хочу, чтобы обо мне. Я хочу, чтобы со мной.
— А ты знаешь что? Ты пригласи Тамару. Может, она нашего Славку обворожит, замкнет на себя. И мы будем как бы вдвоем.
— Вот именно — как бы! Тем более что Грязнов не любит эмансипированных женщин.
— Я тоже, — отозвался Александр.
Ирина сердито фыркнула и ушла на кухню.
Тамара — давняя приятельница Ирины по студенческим временам, женщина свободная и приятная во всех отношениях — приглашение приняла с удовольствием.
Но обворожить непреклонного Вячеслава ей не удалось. Вообще весь этот день не задался. С утра Турецкий отправил жену в парикмахерскую, храбро взвалив на себя хлопоты по приготовлению праздничного застолья. Гвоздем программы должны были стать языки по-французски. Подробная инструкция по доведению уже отваренных и «освежеванных» телячьих полуфабрикатов до состояния готового блюда лежала на кухонном столе. Александру надлежало натереть яблоки и сыр. В полученную смесь добавить майонез, множество специй, обмазать этим добром лежащие на поддоне языки, засунуть все это хозяйство в духовку. Контакт двадцать минут при температуре такой-то. Не сводить глаз! Не забыть выключить!
Но во время контакта блюда с духовкой пришел Грязнов. Они приняли по малой, заговорили о работе, черт ее побери. Ушли на балкон курить… Нинка, которой был перепоручен контроль за блюдом, зависла на телефоне… Кончилось тем, что Ирина влетела к ним рассерженной фурией — запах гари распространялся по лестничной клетке. Языки по-французски безнадежно сгорели. И как ни пытались Слава с Александром утешить именинницу, она вдруг горько расплакалась. Тут как раз заявилась эмансипированная Тамара. Увидела подругу в слезах, учуяла запах горелой пищи и понимающе хмыкнула. Затем, уже за столом, провозгласила тост за совершенство женщин и убожество мужчин. Тут уж не выдержал Александр. Схватив рюмки и бутылку «Хеннеси», он увлек Славу на балкон…
Раздражение против Ирины не оставило его и поздним вечером, когда они уже лежали в постели.
— Я одного не понимаю: неужели эти несчастные языки стоят испорченного всем вечера? — процедил сквозь зубы Александр.
— Ты вообще много чего не понимаешь, — откликнулась жена.
Турецкий сердито отвернулся и засопел, делая вид, что спит. Слыша, как тихо всхлипывает Ирина, и почему-то не желая ее утешить.
Глава 4 Невидимый меч
Они сидели в небольшом, безлюдном кабачке. Бояринов, оказывается, знал массу таких уединенных местечек в шумной и суетной Москве. Пили вино, поедали всякую морскую живность и говорили, говорили…
— Скажите, Верочка, это ведь не первый ваш брак, правильно?
— Да. Третий. Но, в отличие от двух предыдущих, абсолютно счастливый, — откликнулась Вера Горбовская.
Бояринов лишь рассмеялся этаким мефистофельским смехом.
— Что вы смеетесь, Антон?
— Да полноте! «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Это стало штампом, но все истины банальны.
— Ну почему же нет? А у нас — есть, — с вызовом ответила Вера.
— И чем этот ваш брак отличается от двух предыдущих?
— Чем? — Она задумалась, покусывая веточку зелени. — Знаете, оба предыдущих были стандартны для людей нашей профессии. Полная свобода, параллельность существования.
— Они тоже были актерами, ваши прежние супруги?
— Нет, первый был художником. Это, впрочем, почти то же самое. Если не хуже. Натурщицы и все такое… По молодости казалось унизительным требовать супружеской верности. Тем более что все мы, по сути, живем на площади, все друг друга знают. И всем хорошо известно, кто с кем спит. Единственное средство защиты — делать вид, что тебе безразличны измены мужа, и… изменять самой. Это на самом деле очень разрушительно для брака.
— Да? Но многие актерские семьи именно так и живут. Годами, десятилетиями.
— Да, это так. Но я, видите ли, из очень патриархальной семьи. Мой отец хоть и москвич, но не коренной. Он осел в Москве после института, женившись на маме. А вообще он из сибирской домостроевской семьи. Где по воскресеньям всей семьей лепили пельмени, где мой дед был строг и скор на расправу. И сам отец был таков же. Тоже мог пройтись ремнем.
— По вашим, как я воображаю, нежнейшим ягодицам? — изумился Бояринов.
— Нет, меня он пальцем не трогал. А вот брату доставалось. Мы все побаивались его. Но и любили. Он был кормильцем, защитником. И он, а не мама разрешил мне сниматься еще девчонкой. Он верил в меня.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
