дюйме от середины пути.
Я медленно опускаю рот вниз и довольно легко дохожу до середины. Проблема в том, что когда я чувствую, как он входит в мое горло, я сразу же хочу отступить. И я делаю. Но затем я заставляю себя опуститься и, ожидая на полпути, пытаюсь немного пошевелить языком, просто чтобы было на чем сосредоточиться, кроме того факта, что мое горло растянуто. Я не могу его сильно сдвинуть. Однако к тому времени я еще некоторое время держала его в горле, и тогда папа говорит:
— Черт… Черт… так хорошо…
Знаете, я не думаю, что есть что-то, что могло бы воодушевить меня больше, чем это. Не знаю, откуда у меня сила воли, но я заставляю себя спуститься.
Я до сих пор не давлюсь, но чертовски паникую. Я имею в виду, дело не только в том, что я не могу дышать. Как будто у меня больше никогда не будет возможности дышать. Вот как это ощущается.
Однако я остаюсь внизу, а затем заставляю себя двигаться медленно, поднимаясь, и как только он выходит из моего горла, я могу держать рот на нем, но немного дышать через нос. Я набираюсь кислородом и снова погружаюсь глубоко. Ага. Глубоко. Я спустилась туда, где была, и даже глубже. Я вдруг осознаю, что если я продолжу тренироваться, на самом деле есть шанс, что когда-нибудь я смогу дотянуться губами до основания папиного члена! Однако прямо сейчас этого не произойдет, как бы мне это ни хотелось. Проблема в том, что я настолько взволнована, что снова использую руку и рот вместе. Сейчас для меня важно просто попробовать сперму папочки, просто заставить его взорваться и знать, что удовольствие, которое он испытывает, — это удовольствие, которое я ему доставила.
На этот раз, когда папочка кончает, я действительно дохожу до оргазма. На самом деле, я уверена, что если бы я захотела убрать руку с его яиц или члена, чтобы просто на мгновение прикоснуться к себе, эта кульминация наступила бы. Хотя я не хочу. Я слишком поглощена его удовольствием. Знаете, я думаю, что могла бы быть счастлива, навсегда погрузившись в папиное удовольствие.
