которые будут значительными этой зимой? В холодное время года эксплуатация такого большого дома всегда обходится гораздо дороже.
Её идея открыть бутик˗отель — ещё один пример её глупости. Это означает, что мы должны запустить отопление во все крылья дома. В то время, как обычно зимой западное крыло закрывается на самые холодные месяцы, и обогреватели в этих комнатах работают на минимуме. Достаточно, чтобы не было замёрзших и потрескавшихся труб, но достаточно мало, чтобы не было дорогостоящих счетов. Теперь у Иветты в этих комнатах живут постояльцы. Если учесть расходы на стирку, отопление, уборку и освещение, то это совсем не приносит дохода.
Лучше бы она открыла дом для проведения специальных мероприятий и вечеринок, что я и предлагала. В большом зале можно было бы проводить свадьбы до ста человек, и там потрясающая обстановка. Но нет, поскольку я предложила это, она задрала свой крошечный носик.
Нос Иветты настолько маленький, что кажется, будто кто-то приделал детский нос к лицу взрослого человека. Очевидно, она сделала неудачную ринопластику и теперь выглядит нелепо. После смерти папы она сделала ещё одну операцию. Наверняка, чтобы попытаться соблазнить какого-нибудь нового парня, но, к сожалению, для неё, здесь, в дикой Шотландии, не так уж много мужчин. Отсюда она может легко добраться до Эдинбурга, где полно богатых стариков, но, похоже, пока никто из них не клюнул.
Интересно, поступит ли она так, как предлагает Лайонел, и выйдет замуж за какого-нибудь преступника только ради его денег?
Боже, как я могу представить себе этот дом, принадлежащий Андретти? У него шотландское наследие, уходящее вглубь веков, и если Иветта выйдет за него замуж, то дом будет принадлежать итальянской семье, которая живёт в Лондоне только для того, чтобы платить налоги и совершать финансовые преступления… якобы.
По внезапной прихоти я поднимаю маленькую золотистую сумку из овчины, засовываю её под свитер и выхожу из комнаты.
К чёрту её. Она будет сходить с ума, не зная, где всё это находится. Даже если у меня не хватит духу продать её вещи, я могу спрятать кое-что из них. Маленькая злобная улыбка играет на моих губах, когда через минуту я вхожу в свою комнату и запихиваю её аляповатую сумку под грязное бельё в бельевую корзину. Если она и будет обыскивать мою комнату, то никогда туда не заглянет.
Она — гермофоб4 высшей пробы.
Прикрывая своё маленькое мстительное сокровище одеждой, я улыбаюсь про себя.
Я возвращаюсь вниз, чтобы успеть приготовить полдник для наших постояльцев. Для гостей мы готовим завтрак и послеобеденный чай с булочками в библиотеке. Завтрак я, слава Богу, не готовлю, это делает Дейзи. У неё это хорошо получается, и ей нравится готовить, поэтому, хотя её мать предпочла бы, чтобы я трудилась над этим, Дейзи настаивает.
Я завариваю чай. Я снова иду на кухню по чёрному ходу, через лестницу для прислуги и в буфетную. Дверь приоткрыта, значит, здесь уже кто-то был, возможно, Дейзи поставила в духовку разогреваться булочки? Я делаю шаг на кухню и внезапно останавливаюсь, чтобы поспешить в темноту подсобного помещения. Какой-то инстинкт уносит меня прочь от присутствия на нашей кухне.
За столом сидит мужчина. Это не разнорабочий. Нет, этот человек — совсем другой.
Его тёмные волосы свисают вниз, поблескивая под светом прожекторов, когда он сосредоточенно смотрит на то, что держит в руках. Огромные руки сжимают айфон, и он проводит пальцем по экрану, морщина между бровями показывает, насколько он сосредоточен. Широкие плечи дополняет костюм, в который он одет. Чёрный, в полоску, облегающий мускулистое тело. Он — декаданс, обёрнутый в богатство, но больше всего меня привлекает чернильная краска на костяшках пальцев одной руки и шрамы на обеих. Разбитая кожа, зажившая в виде лоскутов пересекающихся белых линий, испещряет загорелую плоть. Золотые со сталью часы на его запястье сверкают, когда он снова взмахивает рукой.
Я ныряю за дверь и продолжаю наблюдать оттуда, где он меня не видит.
— Поторопись, блядь, дрянь, — бормочет он. Боже правый. Это один из фотографов, с которыми работает Айрис? Она обычно приглашает для съёмки артистичных типов, но этот мужчина не выглядит артистичным. Он выглядит опасным. Ужасающим. Божественным.
Взглянув на часы, мужчина поднимает лицо и закатывает глаза, глядя в потолок и делая глубокий вдох через раздувающиеся ноздри.
Зазубренный шрам рассекает одну густую дугообразную бровь, а другой останавливается совсем рядом с правой стороной губы. На одной стороне лица они выглядят как две вспышки молнии на коже. Как будто боги пометили его по какой-то причине.
Или, может быть, Дьявол.
Он опускает телефон на стол, и его руки сжимаются в кулаки, упираясь в потёртое дерево.
Он гость? Я должна пойти и спросить, не нужна ли ему помощь, но, честно говоря, я слишком напугана.
Из прихожей доносится отчётливый стук каблуков моей мачехи, и она вбегает на кухню, на её лице больше косметики, чем когда-либо прежде. Это впечатляет. Она выглядит так, словно на её коже расположился весь зал красоты Харродс.
— Вовремя, — бормочет мужчина. Его взгляд блуждает по её телу, лениво оценивая её. Сине-зелёный цвет его глаз, насыщенный и такой красивый, как будто ни один мужчина не имеет на это права. С его длинными тёмными ресницами его глаза должны быть вне закона.
— Уверяю, я тоже рада познакомиться, — огрызается Иветта.
Воздух между ними потрескивает, но без притяжения… Скорее, это взаимная неприязнь. Его острая челюсть крепко сжата, а глаза сужены, когда она смотрит на него снизу-вверх, будто он нагадил ей на ботинок.
Ух ты, я терпеть не могу свою мачеху, но, надо отдать ей должное, у неё есть яйца. Я бы не посмела так смотреть на этого мужчину.
— Я занятой человек. У меня нет времени ждать тебя.
— О, я вижу, ты будешь весёлым мужем, — она разражается неприятным смехом и опирается на стол, сжимая руки в маленькие кулачки. — Я не люблю, когда со мной разговаривают подобным образом.
Он откидывается в кресле, позволяя своему большому, мощному телу расслабиться, и на его лице медленно появляется ухмылка.
— Дорогая, мне плевать. Это деловая договоренность. Ничего больше. И не более того. Я хочу быть здесь так же, как ты хочешь, чтобы я был здесь. Так почему бы нам не покончить с этим дерьмом и не определить наши условия.
— Я не уверена, что это сработает, — огрызается Иветта.
Он усмехается.
— Меня устраивает.
Она кладёт руки на бёдра. Из своего укрытия я вижу только её профиль, но он застывший, как камень, когда она смотрит
