– Да, приятно, – решила согласиться я, не желая вступать в спор.
– Мы с твоим дядей мечтаем, чтобы ты получила хорошее образование. Сейчас у тебя мало знаний и опыта… Наше участие в твоей судьбе необходимо. Я не могу поверить, что ты хочешь остаться здесь. Дженни, не стоит доверять Егору, – последнюю фразу Марина Аркадьевна произнесла тише, будто боялась, что нас подслушивают. – Доверять ты должна только нам. Мы тебя вырастили. Что ты молчишь? – Тетя подалась вперед и просверлила меня требовательным взглядом.
– Здесь жил папа, и поэтому я не планирую уезжать, – ответила я быстро. Аргумент казался весомым.
– Когда я тебя слушаю, я лишний раз убеждаюсь в том, что ты еще ребенок. Не нужно думать об этих стенах. Ты получила огромное наследство, и очень важно его сохранить. Ты обязана выбрать своими попечителями меня и Юрия Викторовича, в таком случае Егор не сможет воспользоваться твоей наивностью. – Марина Аркадьевна нервно поправила прическу и добавила с нажимом: – Надеюсь, ты помнишь, как много мы сделали для тебя, и пора бы проявить благодарность.
Тетя явно теряла терпение, ее настрой и выражение лица менялись стремительно. С одной стороны, со мной надо было разговаривать ласково, а с другой… Где ж взять столько ласки, если я пуленепробиваемая?
– Я хорошо отношусь к Егору, – опять соврала я и принялась разглядывать рисунок паркетной доски. Пока получалось отвечать кратко, увиливая от главных вопросов. – Он был правой рукой папы.
Наверное, Марина Аркадьевна и Юрий Викторович давно бы обратились в органы опеки и потребовали немедленного возвращения племянницы, но без моего твердого «да» шансы на успех равнялись нулю.
– Дженни, сейчас тебе кажется, что денег много, и с ними ничего случиться не может, однако это не так… Да, ты получила огромное наследство, но деньги любят счет! Уж твой дядя разбирается в подобных вопросах, и он лучше других знает, как сберечь твое состояние. Дорогая, ты вернешься в наш дом? – медовые нотки вновь появились в голосе Марины Аркадьевны.
Не имело смысла объяснять тете, что деньги меня интересуют меньше всего на свете. А уж дяде я вообще не доверяла… И я помнила те презрительные и раздражительные взгляды, которыми он одаривал меня долгие годы.
– Я останусь здесь.
Пальцы Марины Аркадьевны сжались в кулаки, и она явно сдержалась, чтобы не стукнуть ими по подлокотникам кресла. Две змейки браслета будто ожили, зашевелились и зашипели на меня.
– Здесь душно, – резко произнесла тетя, гневно вздернула подбородок и добавила: – Открой окно.
Наверное, ей требовались передышка и новые аргументы, чтобы вновь ринуться в бой и все же разрушить мое упорство. Вот только я отступать не собиралась и даже боялась, что каким-либо образом тете и дяде удастся достичь желаемого.
К окну я устремилась с удовольствием. Дышать сразу стало легче, а душу коснулось теплое и драгоценное воспоминание. Вот тот самый подоконник, на котором я сидела месяц назад… Павел обнимал меня, целовал, и по телу бежали ручейки головокружительного счастья, и сердце стучало быстро-быстро… Это было наше последнее свидание. Тайное, как и все предыдущие. Хотя не совсем тайное, раз Елена Валерьевна нас обнаружила, и мы оказались в центре сдержанного, но болезненного семейного скандала.
«Павел… Интересно, ты видишь меня с неба?..»
Дотронувшись до подоконника, я на несколько секунд закрыла глаза и стремительно полетела в прошлое. Но в черном кожаном кресле меня ждала Марина Аркадьевна…
Если я и хотела поехать в гости к дяде и тете, то только из-за няни. Однако я не была уверена, что Егор даст согласие на поездку. «Дженни, еще один крик, и я начну спать вместе с тобой. Исключительно для того, чтобы старательно и вовремя ловить все падающие самолеты», – фраза неожиданно зазвенела в ушах, и следующие два шага дались с трудом, будто ноги ступили в вязкое болото, которое способно вытянуть из организма жизненно важные силы.
«Он же шутил, да?»
Странное тревожное ощущение пробежало по спине, затем страх в груди дернулся и медленно, но верно стал превращаться в протест, и совсем другие вопросы потребовали к себе внимания:
«А если я не буду слушаться Егора… Ни в чем. То что он сделает? Комната Павла заперта, а хуже наказать меня все равно невозможно. Или возможно?»
Об этом точно следовало подумать немного позже. Распахнув окно, я шумно втянула свежий прохладный воздух и посмотрела на почти голые яблони. Проснется же однажды весна, и они опять зацветут. И, наверное, я опять смогу рисовать, приду сюда и разложу на широком подоконнике альбом и акварель. Нет… Вряд ли это когда-нибудь случится.
Возвращалась я неторопливо, растягивая время, разглядывая по пути тонкие и толстые корешки книг. И я не сразу сообразила, что тетя с кем-то разговаривает, до меня донеслись обрывки фраз, напоминающие по скорости автоматную очередь.
– …вы уже подали документы и их рассматривают… я считаю это совершенно неверным… девочке нужен покой и забота… Повторяю – покой и забота!
Подтянув сползающую с бедер юбку, я вышла из-за стеллажа и увидела Егора. Он стоял молча, лениво привалившись к дверному косяку, и с абсолютным равнодушием смотрел на раскрасневшуюся от клокочущих эмоций Марину Аркадьевну.
– Во вторник Дженни даст согласие, и вы, наконец-то, перестанете поднимать этот вопрос, – холодно ответил Егор и, почувствовав мое присутствие, повернул голову. – А вот и моя любимая младшая сестра. – Он отлип от дверного косяка, широко улыбнулся и уселся в кресло, стоящее рядом.
– Господи… На Дженни страшно смотреть! – тетя прижала к груди ладонь и принялась мотать головой. – Разве так должен выглядеть счастливый человек? А я своей племяннице желаю исключительно счастья. Егор, не кажется ли вам, что пришло время подумать не о личных амбициях, а о благополучии несчастной сироты? На кого она похожа!
– С Дженни все в порядке, и именно так должен выглядеть человек, потерявший отца и брата. – Взгляд Егора бегло ощупал мою тощую фигуру и вновь устремился на Марину Аркадьевну. – Если у вас хоть о ком-то болит душа, то тут уж не до пирогов и булок, не правда ли?
Это был явный намек на излишнюю полноту тети, и я напряглась, ожидая немедленной ответной реакции. Марина Аркадьевна и раньше была женщиной крепкой, но за последние полгода поправилась килограммов на десять или даже пятнадцать. И она всегда носила одежду преимущественно ярких тонов, обтягивающую фигуру, что ухудшало общее впечатление.
Глаза Егора довольно сверкнули, по его губам скользнула мимолетная усмешка.
– Что вы говорите?.. – нервно выдохнула Марина Аркадьевна.
– Правду.
Предчувствуя скандал, я опустилась на стул и автоматически положила руки на колени. Егор может изображать вежливость и демонстрировать сдержанность, но интуиция подсказывала, что сейчас он этого делать не станет. Он хозяин положения, и к моей тете еще с весны относится плохо.
