же? Мы в библиотеке познакомились – Иван. Вчера с ним в аренду машину брали и…
– Машину напрокат Алик взял с Владеком. Что с тобой? Ты пугаешь меня.
Паулина на них обоих по очереди посмотрела и к дереву спиной прислонилась, глаза закрывая. Давно с ней этого уже не случалось…Очень давно. Бабушка сказала, что излечилась она, наверное…а вот и нет. Вернулось все, да еще пуще прежнего.
– Алик с местными идет, машину вытаскивать будем.
***
– Как вас занесло сюда? Ни одна дорога в Соборский лес не ведет. Все указатели давно снесли. Да и нет тут дороги никакой: ухабы, да ямы одни.
Дед седовласый в потертом свитере и старых латанных на коленях штанах на корточки у колеса опустился, рассматривая пытливым взглядом пронзительно черных глаз яму, в которую влетела машина, а другой местный, помоложе, видимо, сын его, так как похож очень – тот же нос крупный «картошкой», сигарету в рот сунул и от спичек прикурил, осматривая старенький «Шевроле» со всех сторон.
– А разве не аккумулятор у нас испортился? – тихо спросила Паулина, – И… и машина вроде «Рено».
– Да что с тобой? Мы же в яму влетели. Ты еще головой ударилась, и Вера тебе компресс делала, к озеру меня гоняла. Не помнишь?
Паулина отрицательно покачала головой.
– Ивана помню. Он машину вел. Аккумулятор, сказал, испортился. Парень такой молодой…волосы русые и глаза серые. На лбу у виска шрам маленький. В рубашке синей. Ну как не помните? Как?
Дед голову поднял, волосы седые грязной рукой со лба убирая.
– Когда этого Ивана пани видела?
– Он…он привез нас сюда. Ну я так думала…помню его хорошо.
Дед с корточек поднялся и задумчиво переносицу потер мозолистыми пальцами.
– Парень, о котором вы, пани, говорите десять лет назад в озере нашем утонул.
Паулина воздух широко открытым ртом вдохнула, а дед продолжал.
– Гиблое это место. Нехорошее. Люди о нем разное болтают. И не зря болтают. Ночью никто сюда не суется. Как стемнеет, даже собаки здесь не рыщут.
Он снова на машину посмотрел и затылок почесал.
– Трактором тянуть надо. Хорошо, вы в яму сели. Пока Ян сюда дракона своего железного пригонит и вытянет тачку вашу, времени много пройдет. Идемте вас чаем пока напою с травками. Не отравлю, – и тихо засмеялся, – Знахарь я местный. Типа лекаря.
***
– Давно это было, можно сказать, легенда наша местная или проклятье. Как хотите назовите – все одно будет. Из поколения в поколение передается. Кто верит, а кто нет. Только трудно не верить, если сам своими глазами видишь.
Дед Мацей несколько кружек на стол дубовый поставил и сам рядом с ребятами на табурет сел. А они по сторонам оглядываются, жилище у деда необычное: под потолком ветки, засушенные с ягодами, куча банок на полках с мутным варевом песочного и тыквенного цвета, кот по подоконнику бродит черный, гостей, вроде как, и не замечает.
– А что за легенда? – спросила Вера и кружку ладонями обхватила, согревая пальцы.
– Легенда о том, как польская панночка украинского казака полюбила. Лютое время было. Речь Посполитая воевала, и Украина воевала. Резали, жгли, насиловали, целыми деревням вырезали и скот угоняли. Атаман украинский с панночкой позабавился да бросил, весточку ей прислал, что женился на другой, а она, несчастная, понесла от него, да не стерпела позора, в озере нашем утопилась. Говорят, письмо ему в дубе старом оставила. Да кто ж туда сунется. С тех пор бродит по берегу, к себе парней заманивает да девчат. Озеро у нас страшное и глубокое – кого на дно свое утащит, тот уже не возвращается обратно. Вот такая легенда. Правда – не правда, не знаем. Только народу в нашем Соборском лесу пропало столько, что люди все указатели поснимали и любую дорогу сюда спрятали. Но она все равно их заманивает…пением своим…голосом ведьмовским…красотой нечеловеческой. Говорят, вернуться хочет и найти душу неверного возлюбленного.
– Кто заманивает? – шепотом спросила Паулина.
– Известно кто – панночка-утопленница.
И перекрестился.
– На берегу косы свои черные чешет, и лента алая в волосах вьется, а как обернется – посмотрит, так и не отпустит уже.
Прозвучало зловеще, и девушки поморщились, отпивая чай из кружек эмалированных.
– А усадьба княжеская далеко отсюда? Сохранилась она?
– Заполье давно переименовали, а от усадьбы только развалины склепа остались. Туристам это не интересно. Они у нас другие места смотрят со времен не столь далеких.
К вечеру Ян вернулся вместе с парнями.
– Плохо дело – днище пробило камнем, залатать надо, и третье колесо тоже спустило. Мы в соседнюю деревню поедем, к вечеру будем, отец.
– Езжайте с Богом. А я панночкам развалины усадьбы покажу.
***
Обратно они ехали в тишине. Никто слова не сказал. Только на Паулину с опаской поглядывали, а когда в город приехали, она даже не попрощалась с ними, домой побежала.
Все оставшиеся месяцы лета девушка только об этой поездке и думала. У нее плиты надгробные с развалин усадьбы княжеской перед глазами стояли. Покоя не давали. Что-то странное в них было, и понять не могла что. По утрам вся в поту просыпалась, и в ушах песня княжны звучит не смолкает. А на ее фоне голосом деда Мацея – та самая легенда…только что-то не то в ней и не так.
И снова глаза закрывает, чтоб плиты представить: на них цифры выбиты и имя полустерто. Цифры…цифры…да, дело в них.
К ноутбуку бросилась и …нашла…
«17 февраля в 1663 г. Иван Богун был арестован и через несколько дней расстрелян под Новгород-Сиверским…».
И снова цифры перед глазами – дата смерти Валески Запольской 13 марта 1663 года… Вскочила из-за стола, распечатала страницу, сложила вчетверо, в карман джинсов сунула, сотовый схватила и за порог – такси на вокзал ловить.
***
Одна она туда поехала, без ребят. Местный мужик ее до развилки у леса довез, а в лес пешком идти самой пришлось, дороги, и правда, не оказалось. Осень уже в свои права вступила…траву высушила, листья разным цветами разукрасила, и воздух холодным, колючим сделался, так что вдохнуть его больно. Паулина не сразу дуб старый нашла, а когда нашла, он отчего-то у самого берега оказался, над обрывом в воду, долго не решалась руку туда с листком засунуть, но все же она это сделала.
«Не бросал он…убили его. Не губи никого. Утешься. Любил он тебя».
Обратно хотела бежать, да ногу подвернула, за дерево растопыренными ладонями цеплялась, ногти ломая, чувствуя, как глинистая почва, размякшая под дождями
