Книга Ничейная пешка - Павел Сергеевич Грачёв

— Представить это хорошо, но до этого момента было бы неплохо дожить. Может быть, удастся попросить его помочь нашим раненым? Раз уж он тоже целитель. — В отличие от своего друга, Дайрин мыслил категориями «здесь и сейчас».

— Да это было бы замечательно. — Магистр Фетлир наконец то увидел выход из того положения, в котором оказалась их экспедиция. — Я уверен, как только мы покажем ему раненых, он сразу всё поймёт и не откажет нам в помощи.

— Не хотелось бы вас огорчать, но мне кажется, он не маг.

Всё это время Коллет внимательно изучала ауру своего пациента. После её слов даже Джонак пролез вперёд и теперь три пары глаз смотрели то на молодую женщину, то на спасённого человека, спокойно сидевшего и внимательно слушающего их разговор. Опять не дождавшись вопросов Коллет продолжила.

— Он испытывает сильную боль из-за травмы головы, но даже не попытался использовать «чистоту» или любое другое заклинание на себе. Я допускаю, что он не знает о своей уникальности и думает, что не может. Но также я не вижу на его ауре никаких рун…что, в принципе, не показатель. Прошу, не обращайте внимания, просто одна из теорий.

— Может там, откуда он родом, маги не объединяются в Круги. Или не используют вживление рун в ауры? — Магистр Фетлир понимал, что странный незнакомец вряд ли станет их спасением, но так просто расставаться с возможностью поставить всех раненых на ноги не хотел.

— Так или иначе, мы должны ему чем-то помочь, пусть он и не из нашего круга. — Коллет приложила руку к голове больного. — Тяжёлая травма головы. Видимо его много били.

Магистр Фетлир считал, что все маги, независимо от принадлежности к странам и сообществам, собратья, в некотором роде, поэтому должны помогать друг другу. Но ни у кого в лагере сейчас не было такой возможности.

После того как всех, кто был на грани смерти спасли и убедились, что ни чьей жизни не угрожает опасность (по крайней мере ближайшие пару дней), выяснилось, что ни у кого не осталось маны, чтобы связаться с оракулом в Таулифе. Теперь все, кто мог активировать кристалл копили силы, стараясь не тратить ни крупинки. К сожалению, это были всё те же лекари из «белых». Ни «боевики», ни «чёрные» вызывать оракула не могли даже через шар.

— Повесить на него «медузу» и пусть спит до утра. — Первый раз магистры заметили присутствие ученика. Недоумение на лицах быстро сменилось пониманием того, что предложил сообразительный студент.

Самостоятельный контур добровольного ограничения — таково было официальное название этих чар, но маги, видящие плетения невооружённым взглядом (не только свои, но и чужие) прозвали это заклинание медузой за похожую форму и манеру перемещения. Оно было довольно-таки старо и использовалось скорее, как атакующее, точнее ограничивающее. Суть его заключалась в том, что мага, попавшего в плен, тяжело контролировать. Его надо либо всё время держать сонным, либо постоянно бить, пытать и калечить — не давая стабилизироваться его ауре. Давным-давно, в навсегда ушедшие времена, так и делали. Но однажды, просвещённые маги решили, что поступать подобным образом с достойным пленником из благородной семьи, да ещё и добровольно сдавшимся, неприемлемо.

Тогда и придумали заклинание, расходующее силы цели с огромной скоростью. Для наложения чар требовалось лишь начальное согласие пленного, и стабильность астрального тела. Выпив всю ману за пару часов, «медуза» закреплялась на ауре и подпитывалась тем, что медленно восполнялось у носителя. В таком виде заклинание-паразит существовало от нескольких недель до года. Самостоятельно избавиться от него невозможно. Побочными эффектами были сонливость (особенно вначале) и, как это не парадоксально, исцеление физических недугов. Заклятье не просто рассеивало силы, а вылечивало своего носителя, ведь тяжёлое ранение могло дестабилизировать ауру и прервать его действие.

— И как вы, фэй’Фрейдар, собираетесь получить согласие на «медузу» от мага, который не только вас не знает, но и не понимает?

Клаус отлично знал своего друга и его ехидно-уважительный менторский тон. Магистр Риттер таким образом общался с учениками на экзаменах, провоцируя их на поиск нетривиальных решений. Признаться, магистр Фетлир сам пока додумался только до языка жестов и мимики, хотя и понимал, что это весьма банально и неэффективно. Нечто подобное и предложил молодой Джонак.

Услышав ехидное: «С удовольствием посмотрю на это», магистр Фетлир возблагодарил богов за то, что уже давно не ученик и, если не знает ответ, имеет полное право молча стоять с умным видом.

— Разрешите попробовать мне, наставник.

— Коллет, ты уже давно не моя ученица. И, магистр Мантельи, дайте шанс молодому поколению. А мы пока посмотрим театральное представление в исполнении фэй’Фрейдара.

***

Отрицательно покачав головой, Николай почувствовал, как боль снова возвращается и тихонько ругнулся. Доктора никак не отреагировали на нецензурные слова и продолжили обсуждать что-то на непонятном языке.

Не понимая сути, старший сержант быстро потерял интерес к разговору незнакомцев и решил задуматься над тем, где он и что с ним. И если на первый вопрос, кроме того, что это мобильный полевой госпиталь, он больше ничего не мог сказать, то по поводу второго его посетила ободряющая мысль. В том, что у него тяжёлая контузия Николай не сомневался. Мыслительная деятельность не нарушена (он на это надеялся), а вот речевые функции пострадали, и его слова окружающие не понимают. Скорее всего восприятие чужой речи то же искажается: об этом говорят слуховые и зрительные галлюцинации. Бывают ли такие контузии, старший сержант не знал. Возможно, он сейчас в комнате с мягкими стенами и решётками на окнах пускает слюни и разговаривает разными голосами со своими галлюцинациями. Такие мысли Николай от себя гнал сразу. А, чтобы не оказаться изолированным в четырёх стенах, решил спокойно реагировать на всё, как будто он не видит и не слышит ничего странного. Да, контузия, да многое непонятно вокруг, но он отдаёт себе в этом отчёт — и это главное! Ни в коем случае не перечить врачам, принимать все лекарства, выполнять все процедуры и стараться соотнести, то, что видит или слышит, с тем, что происходит на самом деле. В общем, прикинуться валенком и не отсвечивать.

— Брюнетка, скорее всего, будет моим лечащим врачом. Старик — какой-нибудь профессор или академик, а молодящийся ловелас с модной бородкой и густой шевелюрой либо главврач, либо завотделением. Молодой парень — чей-то студент дипломник-практикант. Единственный вопрос, что учёный делает в полевом госпитале? Либо ищет