Среди прочих обитателей камеры находилось некое волосатое существо, при взгляде на которое казалось, что рук и ног у этого создания больше, чем должно быть на самом деле. (Дэйн решил, что возникает такое впечатление из-за того, каким образом присоединяются конечности к корпусу и как они разделяются на сегменты.) Другими соседями Марша оказалась пара обычных на вид мужчин и высокое существо с узким лицом, покрытое темной шерстью. Все они заканчивали свою трапезу. Дэйн заметил, что один из подносов остался невостребованным. От внимательного взгляда владельца «Морского бродяги» не укрылось то обстоятельство, что, судя по маркировке, еда на подносе предназначалась для человека. Марш огляделся вокруг. Так и есть! На низкой кушетке возле стены лежало, отвернувшись от окружающих, какое-то очень стройное существо, облаченное в длинные белые одежды.
Дэйн спросил:
— Что с этим бедолагой? Ранен, болен, умирает?
— Умирает, — спокойным тоном констатировала Райэнна. — Она уже десять раз отказывалась принимать пищу. Бедняжка со Спики-4. Они предпочитают смерть неволе. Кроме того, они просто не могут существовать без общения со своими соплеменниками. Ей недолго осталось. Все, что мы можем для нее сделать, — позволить умереть спокойно.
Марш с негодованием уставился на рыжеволосую.
— Значит, так. Вы все тут просто сидите и преспокойненько ждете, когда она умрет от голода?
— Ну да, — совершенно безразличным тоном бросила Райэнна. — Я же тебе объяснила, что ее соплеменники всегда умирают, если оказываются вырванными из своей среды.
— И тебе все это до лампочки? — Дэйну казалось, что он сейчас просто взорвется от возмущения.
— Ну нет, мне это не до лампочки, — спокойным тоном возразила женщина. — Но с какой стати я должна вмешиваться и заставлять ее изменить свое решение? Она вправе сама избрать свою судьбу. Я порой думаю, что она разумнее нас всех.
Лицо Дэйна исказила гримаса отвращения. Он поднялся и взял нетронутый поднос.
— Вот так! Я не собираюсь сидеть и наблюдать, как умирает женщина. Тем более зная, что могу предотвратить это. — Высказавшись, Марш пересек камеру и подошел к кушетке, на которой лежала незнакомка. У него голова пошла кругом. Он мысленно вознегодовал: «Сидеть и ждать, пока она умрет от голода?! Хороши!»
Лежавшая не подавала признаков жизни, и Дэйн испугался, что она уже мертва или при смерти и не понимает, что происходит вокруг. Он постоял некоторое время около кушетки, пораженный красотой незнакомки.
В голове Дэйна выстраивались пирамиды из мыслей, которые немедленно рушились, но на месте развалин вздымались новые нагромождения — одно причудливее другого.
«Вот та, которую я искал всю жизнь. Мечта — иллюзия, которая, как мне казалось, ждала меня за очередным горным перевалом… за следующей волной… на краю радуги. А ведь я уже и верить перестал, что мечта моя окажется женщиной из плоти и крови…
И она лежит и умирает у меня на глазах, и я так же беспомощен, как и она, в нашей безрадостной тюрьме. Так же лишен надежды. Может быть, потому мне и позволили встретиться с моей богиней, что уже слишком поздно?.. Разве не так и несбыточная мечта осуществляется лишь на секунду, чтобы потом исчезнуть навсегда?»
Эта ужасная догадка настолько поразила Дэйна, что он даже не почувствовал всей горечи ее осознания и стоял, держа в руке за краешек свисавший книзу поднос. Но какое-то едва заметное движение, которое можно было принять за дыхание, сказало Маршу, что она еще жива. Путаные, болезненные размышления об обретенной и разом утраченной мечте вмиг оказались опрокинутыми волной благоразумной практичности. Забудь обо всем! Это просто красивая девушка, которая умирает и которую, вероятно, еще можно спасти. Удивление и восторг, граничивший с некоторым ужасом, отступили перед обыкновенной человеческой жалостью. Марш опустился на колени и, вытянув руку, легонько коснулся плеча женщины.
Прежде чем Дэйн успел сделать это, она пошевелилась и повернулась к нему, точно каким-то непонятным образом ощутила шквал его мыслей. Ее красивые, черные брови вразлет шевельнулись, глубокие глаза приоткрылись…
Девушка была столь бледна, что Марш ожидал увидеть голубые глаза, но они оказались золотисто-карими, как у дикого лесного зверька. Губы умиравшей шевельнулись, однако она, видимо, настолько ослабла, что не смогла выговорить ни слова. И все-таки Дэйн понял, что она пытается выразить протест и вместе с тем удивление.
Марш, стараясь, чтобы голос его звучал как можно ласковее, проговорил:
— Вот, я принес тебе еды. Постарайся съесть хоть что-нибудь.
Она прошептала в ответ что-то явно означавшее отказ.
— Послушай, — произнес Дэйн твердо, — это чепуха какая-то! Пока ты жива, ты просто обязана поддерживать свои силы. Вдруг подвернется возможность совершить побег или что-нибудь в этом роде? Допустим, кто-то придет нам на помощь или мы сумеем убежать, а ты окажешься слишком слабой, чтобы двигаться самостоятельно. Нам придется нести тебя, и нас непременно снова всех захватят, так как ты будешь нам обузой! За что ты нас так, а?
Губы незнакомки пошевелились вновь, и Дэйну показалось, что он видит на ее лице некое подобие слабой улыбки. Хотя в безжизненных чертах лица девушки едва ли угадывалось какое-то движение. Наконец она произнесла что-то, но так тихо, что Дэйну пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова:
— Разве это нужно кому-то из вас… делить со мной мою чашу?..
— Мы тут люди, то есть существа гуманные, — с уверенностью проговорил Дэйн, хотя сам вовсе не чувствовал, что говорит правду, ведь никого из его сокамерников, похоже, не волновала судьба этой несчастной. Может быть, как раз то, что она сама догадывалась об этом, и заставило ее принять такое решение?.. — Ну хорошо, по крайней мере, мне не безразлично, что с тобой станет, — произнес Марш, нащупывая своими пальцами ее руку. — Давай же, если ты настолько слаба, что не можешь есть сама, разреши мне покормить тебя. — Дэйн распаковал поднос с горячей пищей. Он зачерпнул ложкой немного похожей на суп жидкости и поднес к губам девушки. — Ну, давай, сказал он. — Проглоти немножко, это легкая еда.
Какое-то время Дэйну казалось, что девушка будет упорствовать и ее губы останутся плотно сжатыми, у него буквально отлегло от сердца, когда она позволила влить себе в рот бульон и проглотила его. Марша охватило чувство бесконечной радости, какого-то душевного подъема, однако он решил не выказывать своих эмоций, а лишь, зачерпнув ложкой еще бульонной жижи, продолжил кормление. Проглотив еще несколько ложечек пищи, девушка попробовала пошевелиться. Дэйн, бережно обняв ее, помог ей подняться. Марш дал девушке еще немного супа и пюре, но когда она знаком показала, что хочет еще, он убрал ложку.
— Сейчас нельзя. Тебе опасно есть много после столь длительного перерыва. Придется потерпеть, пока желудок освоится, — строго сказал Дэйн и улыбнулся, позволяя девушке опуститься на подушку. — Постарайся теперь уснуть, скоро ты будешь чувствовать себя лучше.
