class="p1">— Будешь язвить и умничать, сниму тебя и спрячу в кладовку, — предупреждающе тычу пальцем в глянцевую грудь Громова, но ответить бумажный Марк не успевает.
Экран лежащего на кровати телефона загорается, звучит сигнал вызова, и я громко ахаю, увидев на экране тот же номер, который только что набирала.
Марк? Марк мне перезванивает?
— Не буду я тебе отвечать, обойдешься, — бубню сердито, но вовремя соображаю, что просто так Громов вряд ли стал бы мне звонить. И страх вперемешку с тревогой вновь сдавливает горло.
— Что, Марк? Что случилось? — кричу в трубку, принимая вызов. — Алло!
Но из динамика доносятся все те же звуки — шум двигателя, шорох шин. Музыка, правда, звучит тише. И никакого Марка.
Догадываюсь, что скорее всего у Громова телефон включился на автодозвон, а последний номер, с которого ему звонили — мой. Уже собираюсь отключиться, как вдруг улавливаю все тот же характерный писк. И слышу, как тихо сквозь зубы матерится Марк.
Прижимаю телефон к уху обеими руками. Сердце сжимается, внутри появляется неприятный холодок от нехорошего предчувствия.
— Марти, брось телефон, пристегнись! — внезапно кричит Марк, а затем динамик взрывается характерным ударным звуком и металлическим скрежетом.
Я выросла возле трассы и автозаправки. Я слишком хорошо знаю, что означают эти звуки, чтобы у меня еще остались какие-то сомнения.
Вбиваю номер Марка в локатор мобильных номеров. Вероятность, что у него на телефоне включена геолокация — девяносто девять процентов.
Не ошибаюсь, о чем красноречиво докладывает метка геолокации.
За развилкой трасса уходит влево, объезжая гору, а вправо сворачивает дорога, пролегающая над морем по извилистому горному серпантину. Я безо всяких геометок уверена, что парни свернули направо, но обязана была убедиться.
Вылетаю во двор и бегу в гараж, не переставая всхлипывать и захлебываться слезами. Впрыгиваю в родительский пикап и выруливаю со двора.
Давлю на газ и несусь с запредельной скоростью. Заставляю себя не о чем не думать и ничего не представлять, иначе сойду с ума прямо здесь, в кабине пикапа. Размазываю по щеками горячие злые слезы.
Ну почему они меня не послушались? И почему они приехали именно сегодня, в выходной? Я бы попросила Остина посмотреть спорткар в гараже, там есть и яма, и эстакада.
И почему я сама не научилась чинить тормозные колодки?
Выезжаю на трассу и вдавливаю педаль газа до упора. Долетаю до развилки, сбрасываю скорость, въезжаю на серпантин. Дорога здесь достаточно широкая, но сложная, большинство предпочитает сделать крюк по трассе, чем кружить по извилистым поворотам.
Дорогой меня грызут сомнения, что дело в колодках. Разве Марк не мог банально не справиться с управлением?
И тут же сама себя поднимаю на смех. Марк Громов обкатывал трассы и похуже, для него такой серпантин — привычная стихия.
Спорткар замечаю издали, и внутри меня сковывает ужас. Автомобиль вынесло за ограждение, он одним колесом наезжает на обрыв, упираясь капотом в растущее на самом краю дерево. Внизу опасно плещется море.
Бросаю пикап на обочине и пробираюсь к спорткару. Вблизи все выглядит еще хуже.
Капот сложился гармошкой и выгнулся по обе стороны ствола. Бросаюсь к кабине и осторожно, чтобы не раскачивать машину, распахиваю дверь.
Подушки безопасности сработали, сдулись и теперь безжизненно свисают с фронтальной панели. Марк сидит на водительском месте с закрытыми глазами, откинувшись на сиденье и сжимая одной рукой руль, а второй ремень безопасности. И я снова дышу, потому что он тоже дышит.
А Мартин…
Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять — из двух клонов Громовых теперь остался только один.
Глава 4
Карина
Ужас сковывает тело.
Надо вызвать полицию и скорую, но только сейчас я осознаю, что телефон остался в моей комнате. Вижу телефон Марка, закрепленный на фронтальной панели, тянусь к нему и внезапно слышу короткий глухой стон.
— Марк! — у меня из глаз брызжут слезы. — Марк, как хорошо, что ты живой!
Он открывает мутные глаза, пытается сфокусировать взгляд.
— Ты… Кто… ты… — он еле шевелит губами. Наклоняюсь над ним, и слезы капают ему на шею.
— Это я, Карина, — вытираю глаза ладонями. Громов закрывает глаза, снова открывает, на этот раз его взгляд более осмысленный.
Он проводит ладонями по лицу, делает усилие, чтобы привстать. Поворачивает голову вправо…
Я зажимаю руками рот, слезы ручьями текут по пальцам, а Марк смотрит в потухшие глаза.
— Мартин… — хрипит он, — Марти…
Я никогда не слышала, чтобы так кричали. И я не могу это слышать. Обхватываю голову Марка и шепчу как заведенная:
— Успокойся, Марк, миленький. Он тебя не слышит. Пожалуйста, Марк…
— Он мой брат, — Громов хватает меня за плечи и встряхивает так, что у меня в ушах начинает звенеть, — он мой брат, поняла?
— Да, — плачу я и вытираю мокрые дорожки на его щеках, — да, я знаю…
— Почему я тебе не послушался, Каро, — в отчаянии хрипит Марк, — почему? Ты же говорила про колодки, и ты была права. Это я его убил! Я убил своего брата…
Он резко замолкает, мы вперяемся друг в друга взглядами. Не знаю, читает ли он это в моих глазах, или догадка приходит нам в голову одновременно. Но первой заговариваю я.
— Не ты, Марк, — у меня тоже голос звучит хрипло, я наревелась и наглоталась пыли, — не ты, а тот, кто хотел убить вас обоих.
— Да, — он не сводит с меня жуткого, безжизненного взгляда, — и этот кто-то подобрался к моей семье очень близко.
Он со снисходительной улыбкой объяснял мне, что техосмотр автомобиля проводили специалисты их собственной станции техобслуживания. Семейный бизнес…
Не просто близко. Близко пугающе.
— Ты уверен… — сглатываю, комок в горле мешает говорить, — что это тормозные колодки? Как же ты сумел направить машину на дерево?
— Я и не сумел, — тяжело дышит Марк, крупные капли пота усеивают его лоб, — вышло случайно. Если бы этого дерева здесь не было, мы бы уже ехали по дну моря.
Снова зажимаю рот. На минуту представляю ощущение, когда машина теряет управление и несется в сторону, к обочине, за которой крутой обрыв и вода…
Громов щелчком отстегивает ремень безопасности, отбрасывает его и пробует подтянуться на руках. Но его ноги зажало педальным узлом и вдавившейся при ударе об дерево обшивкой салона.
От его дерганых, судорожных действий машина начинает опасно покачиваться.
— Стой, не торопись, — останавливаю его, — попробуй отодвинуть сиденье.
Марк смотрит безумным взглядом, но все же перестает дергаться. Я молюсь, чтобы механизм оказался неповрежденным, и мои молитвы доходят до адресата — сиденье медленно отъезжает назад.
Громов наклоняется и
