Она побежала напрямик к самолетам. Спотыкаясь и падая, бежала Соня по полю, словно могла не успеть, опоздать, и огоньки – зеленые, белые, красные – расплывались пятнами в ее глазах…
Горит всю ночь
Отступая, мы дошли до предгорий Кавказа. Полк расположился в зеленой станице Ассиновская. Это в долине, неподалеку от Грозного.
Мы прячем самолеты в большом яблоневом саду, прямо под деревьями. Сад окружен арыком, и нам приходится рулить самолеты по узким деревянным мостикам, перекинутым через арык. Тяжелые ветви, усеянные яблоками, клонятся к земле. Пока дорулишь до стоянки, в кабине полно яблок.
Сразу за станицей шумит быстрая Асса. Видны высокие горы. Близко Казбек. Дарьяльское ущелье. Места, воспетые поэтами. Война пришла и сюда. Линия фронта – по Тереку.
Летаю с Ириной Себровой. Она славная девушка, скромная, искренняя и отличный летчик. Характер у нее мягкий, деликатный. Мы с ней подружились.
…Бомбим вражеские позиции под Малгобеком. Горный район, сразу за хребтом.
Небо в звездах. Погода хорошая.
Над целью я бросаю вниз светящуюся авиабомбу. Она, как фонарь, повисает в воздухе. Становится светло, и я внимательно разглядываю землю.
Увидев цистерны, расположенные параллельным рядом, я заволновалась.
– Иринка, вижу склад с горючим!
Ира высовывается из кабины, смотрит вниз.
– Вон, справа! Подверни правее, еще… Довольно.
Я спешу, я так хорошо вижу эти цистерны! Нажимаю рычаг – и бомбы несутся к земле. Четыре огненных снопа вспыхивают и тут же исчезают, рассыпавшись искрами. Мимо! Я чуть не плачу от досады. Остались четыре дымка на земле, а цистерны светлеют целехонькие…
В следующем вылете я не тороплюсь. Мне очень хочется попасть в цистерны. Изо всех сил я стараюсь прицелиться получше. Ставили же мне пятерки по бомбометанию! У меня даже лоб вспотел.
Ира выдерживает прямую, которая называется «боевой курс».
Я чуть-чуть подправляю курс. Еще раз. Цель отличная. Самолет летит как по ниточке. Нет, я должна попасть во что бы то ни стало!
Снизу застрочил зенитный пулемет. Прошлый раз он молчал. Они там еще спали, наверное. А я промахнулась!.. Огненные трассы приближаются к нам слева. Вот-вот они полоснут по самолету. Но сворачивать нельзя.
Пулемет крупнокалиберный, спаренный – пули летят широким пучком. Я вижу, что Ира вертится в кабине, нервничает. Но курс держит. Поглядывая на трассы, я прицеливаюсь. Бросаю бомбы.
Ира сразу пикирует, успевая нырнуть под длинную трассу пуль.
На земле сильные взрывы. И вспыхивает пламя: пожар. Настроение у меня поднимается. Мы летим домой, а я все оглядываюсь: горит!
Черный дым стелется над землей, постепенно заволакивает небо. Склад горит всю ночь.
Тишина
Наконец началось наступление и у нас, на Закавказском фронте. Почти полгода, с августа 1942 года, мы летали в районе реки Терек. Успехи наших войск под Сталинградом[1] принудили немцев начать отступление. Они поспешно уходили с Кавказа, боясь оказаться отрезанными.
В первых числах января мы начали двигаться вперед. Полк оставил станицу Ассиновскую и перелетел через Терек на новую площадку, сразу за рекой.
…Полетов нет: еще не подвезли бомбы. Наземный эшелон в пути, поэтому летчикам самим приходится дежурить у самолетов.
Над площадкой, где рассредоточены наши По-2, висит луна. Вернее, четверть луны. Но она так четко обрисована и так ослепительно блестит, что видно и остальную, слегка затушеванную часть диска. Поле, покрытое свежим, недавно выпавшим снегом, залито бледно-голубым светом.
Сразу за нашими самолетами стоят самолеты «братцев», которые тоже прилетели сюда, за Терек. По-2 темными пятнами выделяются на снегу.
Я медленно хожу вдоль самолетов, мягко ступая унтами по снегу. Вместе со мной движется моя тень. Она совсем короткая: месяц высоко, почти над головой. Я стараюсь наступить на нее, но она ускользает все вперед, вперед…
Лёша Громов тоже дежурит сегодня. Мы с ним виделись вечером в столовой. Я знаю – он придет ко мне. И, улыбаясь неизвестно чему, я снова охочусь за собственной тенью… Вскоре он приходит, большой, плечистый, похожий на медведя, в комбинезоне с широким меховым воротником и в мохнатых унтах.
– Давай дежурить вместе.
Я рада ему. Мы идем рядом. Теперь по снегу скользят две тени – одна короче, другая подлиннее. Возле моего самолета останавливаемся.
Тихо. Поблескивает обшивка крыла. Покрытый чехлом мотор и лопасти пропеллера, торчащие в стороны, кажутся огромной птицей, которая приготовилась взлетать.
Сегодня тишина особенная. Немцы бегут, фронт с каждым часом удаляется, и у меня такое ощущение, будто на время раздвинулись тучи войны и стал виден светлый кусочек мира…
– Как я рад, что нашел тебя, – говорит Лёша.
Он уже говорил мне это однажды. В Киеве, два года назад.
Тогда еще не было войны…
Мы стоим, облокотившись о крыло… Говорить не хочется. Я чувствую на спине тяжесть Лёшиной руки и даже сквозь меховой комбинезон ощущаю ее тепло. Нам обоим хорошо. И нет никакой войны…
Внезапно воздух сотрясает взрыв. Где-то недалеко, за станицей. Мы прислушиваемся, гадаем, что бы это могло быть. Но все опять спокойно, и мы забываем о взрыве.
Проходит час и еще один час. За это время луна опустилась ниже, тени удлинились, стало темнее.
Вдали послышались голоса. Это идут нас сменить. Как жаль, что дежурство кончилось…
Гадание
Январь 1943-го. Мы продолжаем наступать, перелетая из станицы в станицу, всё ближе к Кубани.
Солдато-Александровка. Здесь мы были полгода назад при отступлении. И конечно, все девушки останавливаются у своих прежних хозяек.
Навстречу нам вышла вся станица. Ребятишки окружили нас тесным кольцом.
– Тетя Ира! Тетя Рая!
– К нам пойдемте, тетя Надя! Я вас сразу узнал!
– А какой это орден? Можно потрогать?
– А фрицы уже теперь не вернутся?
Наша хозяйка встретила Иру и меня с восторгом. Всплеснув руками, бросилась обнимать.
– Ох вы, мои девочки-голубушки! – приговаривала она. – Да я ж сердцем чуяла, что мы еще свидимся! И сны ж мне такие снились!
Она все хлопотала, крутилась возле нас, шлепала ребят, чтоб не мешали.
– И как же вы не боялись? Темно ж! А высоко – страху не оберешься!
Она рассказала, как вели себя немцы, где стояли орудия, танки, зенитки. И как прилетали ночью самолеты бомбить фашистов, а ей так хотелось подсказать, куда бросать бомбы. Она была убеждена, что прилетали именно мы, девушки. Мы не стали разуверять ее, хотя нам не приходилось бомбить в этом районе.
Муж ее на фронте. Ушел в первый день войны. Жив ли – не знает. Ни одной весточки с тех пор. Дома четверо детей.
Мы порылись в рюкзаках, собрали ей для ребят теплые вещи.
Был канун Нового года по старому стилю.
Хозяйка раздобыла муки, испекла пирог, и мы отпраздновали нашу встречу.
Белоголовый Ванюшка не отходил от Иры. Время от времени он осторожно трогал орден Красного Знамени и при этом доверчиво заглядывал ей в глаза.
– А вы большие бомбы кидали?
– Большие.
– Вон с того самолета?
– С того. И с других тоже.
Наш По-2 стоял у самой хаты, его можно было видеть из окна.
