противника с танками.
– Продвигаться на максимальной скорости! Не теряя темпа, смять неприятеля и взять населенный пункт! Бронебойщики – вперед! – последовал новый приказ.
Когда две противотанковые пушки, прицепленные к открытым вездеходам, присоединились к головному взводу, события начали набирать обороты. Большая скорость продвижения привела к появлению гигантского пылевого облака, и если противник нас и обнаружил, то определить, какие силы на него надвигались, он не мог.
Я установил свой пулемет на подвижную опору в носовой части коляски, чтобы вести огонь непосредственно с мотоцикла, а БРДМ выехали на поле и стали сопровождать наш авангард. Показались первые дома. Не снижая скорости, мы устремились к ним. Теперь все зависело от эффекта внезапности.
Какая-то женщина, видимо приняв нас сначала за своих, от удивления всплеснула руками. Тут из дома вышли два солдата и, увидев нас, от испуга бросились было наутек, но потом остановились и подняли руки. Следовавшие за нами подразделения наверняка определили их куда следует. Пока не прозвучало ни единого выстрела. Затем между домами показался проем, а потом начался собственно сам населенный пункт. В нем действительно маршировала большая группа русских солдат, по-видимому новобранцев, занимавшаяся строевой подготовкой.
– Раз-два! Раз-два! – громко считал русский сержант, пытаясь заставить колонну идти в ногу.
Однако стоило нам промчаться мимо них, как послушно шагавшая группа в мгновение ока превратилась в стадо диких баранов. Объятые ужасом, они бросились прямо под колеса остановившихся БРДМ и подняли руки. Для них война закончилась, так и не начавшись.
Но задерживаться было нельзя, и мы двинулись дальше. Перед нами открылась большая площадь с традиционной для русских населенных пунктов статуей Ленина. Тут раздались первые выстрелы – в одном из домов занял позицию расчет пулемета «Максим».
– Возьмите его на себя! – скомандовал Рашак экипажу нашего мотоцикла.
Рулл выехал из колонны и нажал на тормоз. Едва мотоцикл остановился, я уселся поудобнее, прицелился и нажал на спусковой крючок. Очередью вражеский пулемет отшвырнуло в сторону, и мы бросились вслед за нашей группой.
– Догоняй! – крикнул я Руллу.
Проезжая по улице, мы видели, как солдаты, одетые в серую униформу, стали исчезать за домами. Возможно, они хотели выйти из населенного пункта и собраться в зарослях кустарника за его пределами. Но это у них вряд ли получилось бы, так как следовавшие за нами роты перед ним разделились и двинулись по двум направлениям, чтобы взять его в клещи. Получалось, что иваны поспешали прямо к ним в руки.
Вскоре мы достигли последних домов, в нескольких сотнях метров от которых стояло два танка. Они немедленно открыли огонь по БРДМ, появившимся вместе с нами в проемах между зданиями. Тут подоспели наши противотанковые пушки. Их расчеты действовали чертовски быстро – орудия были молниеносно сняты с передка, развернуты и приготовлены к стрельбе.
Прозвучал выстрел, за ним последовал второй, и один из танков задымился. Его экипаж начал выбираться наружу, а другой танк быстро стал уходить в сторону ручья.
– Отделение! Спешиться! Очистить поле до ручья! – поступил приказ.
Унтер-офицер Рашак развернул отделение в цепь, и мы стали приближаться к подбитому танку. Я прошел мимо убитого русского, завернул вместе со своим командиром за танк, и тут внезапно началась дикая пальба.
– Осторожно! Под танком кто-то лежит! – крикнул один из солдат нашего отделения, находившегося еще по другую сторону дымящейся машины.
Быстро направив дуло пулемета вниз, я попытался выпустить очередь под днище танка. Однако из этого ничего не вышло – мы стояли слишком близко. Тут что-то сильно ударило меня по ноге. Ощущение было такое, как будто били молотком. Я упал.
«Проклятье! Иваны ранили меня в ногу!» – пронеслась мысль.
Меня охватила ярость, и я, уже лежа на земле, направил пулемет под танк, а затем выпустил длинную очередь в том направлении, где заметил дульные вспышки. Это, похоже, подействовало – стрельба прекратилась.
Тогда, опираясь на пулемет, я со стоном поднялся и увидел на сапоге два отверстия – судя по всему, пуля прошла навылет, но кровь из голенища едва сочилась. Заметив это, Рашак подозвал проходивший мимо открытый вездеход, а затем помог мне в него взгромоздиться. Уже лежа в машине, отвозившей меня на перевязочный пункт, я наблюдал, как мое отделение спускалось к ручью.
Госпиталь в Люблине, 24 июля 1941 года
«Дорогие мама и папа!
Из житомирского госпиталя я уже написал вам о своем ранении и о том, что произошло со мной до этого. Остается только надеяться, что мое письмо дошло до вас и избавило от ненужных забот в эти насыщенные событиями недели.
Теперь мне захотелось рассказать о пережитом мною после ранения. Его я воспринял не так спокойно, как могло показаться. Почему-то принято считать, что при возвращении в строй после лечения с солдатом уже ничего не может произойти. Как бы не так! Совсем наоборот! Получив ранение, я впервые оказался в положении, когда не на шутку испугался.
Изложу все по порядку. После того как меня ранили, мы переночевали в том же населенном пункте, который только что взяли. Я впервые за долгое время спал на удобных носилках, приняв изрядную порцию снотворного – меня и еще одного раненого навестил фельдфебель из пятой роты и угостил вином. На другой день нас перегрузили в санитарную машину и отправили в обоз. Нашим войскам пришлось сражаться в окружении, так как русским удалось создать новую оборонительную линию в нашем тылу и занять ее крупными силами. Несколько дней сквозь них не могла проскочить даже мышь. С ума можно сойти от такой войны!
Несмотря на ужасную качку, я проспал до обеда как убитый – сказался длительный недосып. Однако пробуждение оказалось не из приятных.
Параллельно автостраде, по которой мы двигались, выехали два танковых взвода, русских конечно, и принялись плеваться своими снарядами по нашему обозу. Когда ты лежишь в поле под огнем артиллерии противника, это не очень приятно, но там, по крайней мере, можно найти укрытие. И даже если оно совсем крошечное, все равно чувствуешь себя защищенным – ты думаешь, что снаряд в тебя не попадет. Другое дело – находиться запертым в клетке и не иметь возможности выбраться наружу и убежать. Ведь захлопывающиеся двери в санитарной машине изнутри открыть невозможно. Вы можете только представить, что чувствует запертый там раненый солдат, глядя через узенькое окошко кузова на стреляющий из всех орудий танковый взвод и ложащиеся рядом разрывы снарядов. Это было уже слишком!
Прямо в грузовик позади нас угодил вражеский снаряд, и осколки пробили стенки нашего санитарного автомобиля. Тем временем
