большая уборка. Смела траву с любимого дивана, теперь он будет пахнуть полынью, и с шифоньера. Все подмела. Взяла тетрадь и записала рунные ставы так, как их увидела. Потащила ее в кабинет. Стасовала карты и стала задавать вопросы. Вышло так, что вроде эти ставы для защиты, но они уже не работают. Дают добро на то, чтобы их убрать. Нашла в закромах шпатель и пошла все счищать. Положила руку на став.
– Благодарю руны за работу и отпускаю, – сказала я, намочила старые обои и принялась все отдирать.
Надеюсь, под ними не окажется еще одного слоя обоев с еще какими-нибудь знаками. Содрав верхний слой, обнаружила лишь заштукатуренную стену. Вздохнула с облегчением. Собрала все в железный совок и вышла за ворота. Подожгла с теми же словами, что и в комнате, а пепел развеяла по ветру.
В комнате все вымыла с солью. Приложила руку к стене – не гудит, значит, все правильно сделала. Посмотрела на сдвинутую в середину мебель, на место ставить не стала – смысла нет. Надо сгонять в город и купить какие-нибудь дешевенькие обои, сделать тут косметический ремонт. Все будет лучше, чем облезлые стены.
Кто к нам с пирожком придет, тот пирожком и получит
Убрала весь разгром, повесила назад занавески, мебель оставила стоять на том месте, куда поставил шишок. Сготовила обед и позвонила дочери, та сказала, что они с Настей разбирают вещи, и она очень занята. Ну ладно, ребенку хорошо, пусть отвлечется немного от ночного ужаса. Конечно, непривычно обедать одной, зато можно притащить ноут на кухню и читать всякое-разное.
После обеда от Матрены пришли инструкции по работе с клиентами и расценки. Я прямо кофеём подавилась, как увидела такое. Думаю, вот это да, не может быть такого, и люди еще столько платят. Также она попросила сделать расклад одной даме и скинула перечень вопросов, исходные данные и фото. Значит, будет проверять, хорошо, соберем волю в кулак, настроимся и будем зарабатывать бешеные бабки, ну или провалим экзамен и продолжим дальше писать товарные карточки за копейки.
Пошла в кабинет, достала свои карты Таро и оракул. Несколько раз прочитала вопросы и исходные данные, только собралась настраиваться, как кто-то позвонил в дверь. Наверно, Катюшка вернулась, решила я и пошла открывать. За калиткой стоял Лешенька. В руках он держал большой пакет.
– Вот, мать велела передать. – Он протянул его мне.
– И тебе, Леша, здравствуйте, – ответила я, убрав руки за спину.
– Здрасьте. – Он опешил от удивления. – Берите, мать сказала, что это поможет. – Снова протянул руку с пакетом.
– С чем поможет и кому поможет? – зло прищурилась я.
– Ну, чтобы мне деньги назад на счета вернулись, – ответил он.
– И что же ты за дары принес, Алексей? – криво усмехнулась я.
– Ну, вот тут пирожки мать нажарила с капустой и с луком и яйцом, положила банку вишневого варенья с косточками, банка прошлогодних огурцов соленых и капусты квашеной. – Он копался в пакете и перечислял «дары».
Из пакета пахнуло горелыми пирожками. От запаха меня перекосило.
– В общем, на те, Боже, что мне негоже, – резюмировала я. – А чего бутылку самогонки не положила?
– А надо было?
– Конечно, это же настоящий подарочный набор алконавта, – снова усмехнулась я. – Лех, этого не хватит даже, чтобы твою окуху из грязевого плена вытащить. Неси все назад матери, скажи, не берет и еще больше обиделась. – Я собралась уходить.
– Как не возьмете? Это же все от души, – удивился он.
– От души, Леша, ты меня старухой назвал, вот это было от всего сердца. Если у людей дать особо нечего, то они все самое лучшее несут, а не горелые пирожки с вишневым вареньем с косточками. А если и этого нет, то спрашивают, чем помочь можно и как отработать.
– У вас есть дар, вы должны мне помочь, – сказал он упрямо, – я принес продукты.
– Какой ты умный, Лешенька. Это где же написано, что я всяким шалопаям должна помогать? Закон мне покажи такой или указ президента. – Я начала злиться.
– Так мать сказала, и так в народе говорят, – не унимался он.
– Вот мать пусть тебе и помогает, мозги, что ли, подарит. Мякину из головы вынь уже, двадцать первый век на дворе, – злилась я еще больше. – Чеши отсюда, покуда совсем худо не стало.
Он положил руку на калитку и не давал мне ее закрыть.
– Должны, – процедил Лешка сквозь зубы. Морда у него покраснела от злости.
– А ну, пошел прочь! – заорала я так, что на забор прыгнул Проша, а на дороге появился волк.
С треском и хлопками у парня повзрывались банки, порезав пакет осколками. На землю капал рассол с вишневым вареньем с косточками.
– Ни фига се. – Он ошалело смотрел то на меня, то на землю.
У пакета оторвались ручки, и все содержимое вывалилось на землю. К нему подошел волк, зацепил зубами пакетик с горелыми пирожками и понес под свое дерево.
– Заказ оплачен, получите, распишитесь, – злобно ответила я, провожая помощника глазами.
– Не понял, – удивился Алексей.
– Ну, видно, мало тебе сломанной машины, мало потерянных денег, так ты еще решил добавить себе несчастий, – ответила я и направилась во двор.
Проша спрыгнул с земли и встал в дверях калитки, загораживая собой проход. Леша развернулся и… поскользнулся на липкой луже и грохнулся на содержимое пакета.
– Рука, рука, – заверещал он.
Я выглянула из-за калитки. В его руку впилось несколько осколков, кровь сочилась на землю, смешиваясь с вишнево-рассольной лужицей.
– Хорошо, что не правая, – сказала я и собралась возвращаться домой.
– Ты мне не поможешь? – спросил Леша, чуть не плача.
– Я тебе помогла два раза, а ты с меня деньги за кроссовки потребовал и старой обозвал. Так что нет, – ответила я и направилась во двор.
– Я отблагодарю, – крикнул он мне в спину.
– И как же? Принесешь еще горелых пирожков? – спросила я со смехом.
– Нет. Если вы мне поможете с рукой и деньги вернуть, то я вам отдам пять процентов от вкладов, – ответил он серьезно и поморщился.
– И сколько же у тебя денег на счетах было? – поинтересовалась я. – Триста шестьдесят тысяч?
– Нет, больше, два с половиной миллиона. Я на дом копил. – Кровь у него отливала от лица, он бледнел.
– Вот прямо два с половиной? – посмотрела ему внимательно в глаза.
– Два семьсот, – простонал он.
– И ты готов мне отдать сто тридцать пять тысяч? – удивилась я.
– Да, если деньги вернутся на счет. Лучше я отдам столько, чем останусь совсем без ничего. – Он
