на угли, несколько минут воспоминаний о жаркой юности, и я опять на спине, и снова неправильно. Новый ожог, новый вскрик и падение, и так еще два раза. Наконец меня положили в то место, куда и требовала медицина моего просвещенного мира. Человек получил выздоровление тканей, приняв от камня тепло, камень же считал голограмму его клеток и упаковал ее в свою память.
С этого момента меня, обернув чистой холстиной, приспособили на полку, подле кровати хозяина, навсегда избавив от миазмов птичника и кухонных испарений. Периодически Крестьянин, кряхтя, устраивался на кровати, а я, разогретый, на его спине. Со временем жена хозяина научилась безошибочно определять точку приложения, хотя взаимодействовать с ней приходилось через железо щипцов, что усложняло контакт, и я понял, что мне необходима женщина в качестве Хозяина. Именно женщина с ее повышенной чувствительностью и эмоциональностью способна ускорить мою эволюцию здесь.
Но камень не выбирает, он обездвижен. Я начал думать, я был просто одержим этой идеей, я обращался к глубинной памяти и не находил ответа, но продолжал создавать Намерение, и это дало плоды. В результате каменно-мозговой деятельности тело мое постепенно стало нагреваться, сигналы желания разбегались по кристаллической решетке, как мыши, застигнутые врасплох хозяином амбара, расшатывая ее связи. Внутренности мои ожили, я вибрировал явно сильнее, чем положено гальке. Кристаллы моего естества беспрерывно пульсировали – мне нужна женщина, мне нужна женщина… Камни умеют терпеть и ждать, и я дождался – холстина, в которую я был обернут, сперва затлела, потом задымилась, и наконец дуновение свежего ветра через открытое окно принесло ей нужную порцию кислорода. Хозяйство моего Крестьянина выгорело дотла, вместе с постройками и скотиной. Люди не пострадали (слава Создателю, отвел от греха), все были в поле.
Испытал ли я при этом сожаление? Вряд ли, камням не доступны эмоции, во-первых, и, если вы не забыли, в другом мире я был плохим человеком, это во-вторых. Я не сожалел о случившемся и просто улегся на обугленную доску, твердо осознавая, что теперь буду ждать Женщину.
Она появилась быстрее, чем я предполагал, всего через шесть десятков земных лет. На старое заброшенное пепелище забрела уже не юная, но уверенная и знающая себе цену особа, разумом пребывающая вне своего времени. Те, кто встречал ее на своем пути, распрощавшись, шептали вслед – ведьма. Ведьма точно знала, куда и зачем идет, она с закрытыми глазами остановилась прямо надо мной, откинула мыском башмака сгоревшую полуразвалившуюся полку и, не поднимая век, взяла меня в руку. Лед пробил все мои внутренности, и, если бы камни имели сердце, мое тут же онемело бы. Ведьма, повертев меня в руках, распустила шнуровку кожаной котомки и разжала пальцы. Я, собственными усилиями притянувший к себе такую судьбу, полетел в черноту, заполненную кореньями, сушеными мышами и полосками змеиной кожи, прямо навстречу новой (в очередной раз) жизни.
Жилищем моей Хозяйки был весь мир. Рукава рек и блюдца озер – ее купальни, мягкие травы или колючий лапник – ложе, звездное небо – опочивальня, чистое поле – бальный зал, а содержимое котомки – запасник.
Мне повезло, моя Ведьма знала язык зверей и птиц (за что, собственно, ведьмою и звалась), а это Царство близко к минералам. Она осознавала сей факт развитым чутьем и стремилась спуститься ко мне, обездвиженному хранителю, через контакт – Ведьма хотела научиться понимать язык камней. Она частенько, положив меня на одну ладонь, гладила другой и шептала свои заклинания, но вибрации ее речевого аппарата были не доступны для меня, я не слышал ее, хотя понимал, что шевеление губ Ведьмы предназначалось мне. Требовалось более низкое звучание, и однажды она это поняла. Пробуя различные варианты проникновения в наш мир, окружая себя всякой ненужной ерундой, рисуя круги и знаки на песке, навешивая на себя клыки животных и крысиные хвосты (первобытщина какая-то), Ведьма экспериментировала и с голосом. Это был верный путь, и результат не заставил себя ждать. Как-то, выдав низкое гортанное пение-хрип, она почувствовала нагрев моего тела на ладони – я услышал ее. Не меняя тональности, Ведьма спросила:
– Ты слышишь меня?
И я поднял температуру. Она радостно вскрикнула. С этого момента началось ее погружение в Царство Минералов (куда я, собственно, угодил со всего размаха из своего мира), и мой подъем в Царство Людей.
Моя Ведьмочка, а с некоторых пор мне хотелось величать хозяйку именно так, была настоящая умница – она быстро сообразила, что, повышая температуру своего тела, я отвечаю «да», а оставаясь холодным – «нет». Что за прекрасная тренировка ума для задающего вопросы, то есть для нее, и настоящая пытка для отвечающего, то есть для меня. Ведьмочку интересовало все, и из этого всего я знал многое (цикл в двадцать тысяч лет – дело не шуточное), но, отвечая односложно, я мог просветить ее только в том объеме ее же фантазий, на которые был способен мозг земной средневековой женщины, пусть и опередившей свое время.
И все-таки кое-что нам удалось.
– Ты видел сотворение мира? – спрашивала они и ощущала холод в ладони.
– Камни слышат животных? – новый вопрос, и мое тело начинает теплеть, хотя, если быть точным, не всех, в основном рычащих и шипящих, но как сказать об этом.
– Бог есть? – Ведьмочка замерла в ожидании и… вскрикнув, бросила меня на землю, на ладони остался след от ожога.
– Больше так не делай, – сказала она, поднимая меня, и тут же, позабыв о философии, как обычная женщина, спросила. – Ты мужчина?
«О, Боже, я же камень, – хотелось ответить ей, – и там, на своей планете, я был и тем, и той много раз», но, дабы не усложнять наших отношений, я подогрел свое тело. Ведьмочка удовлетворенно улыбнулась. Так в наши беседы постепенно стали вползать элементы флирта. Наше общение стало постоянным, я перебрался из котомки в руку и проводил там все время.
К сожалению, не столь длительное, как мне уже теперь хотелось. Однажды, укладываясь на ночь под раскидистой ивой, она неожиданно спросила:
– У тебя есть подруга?
– Конечно, – заорал я, подогрев себя несколько более обычного.
– Это я? – кокетливо прозвучало в темноте.
– Это ты, – восторженно сообщил я всей Вселенной, раскалив себя, как и в случае с Богом, совсем позабыв об обещании не делать этого. На сей раз она не одернула руки, а положила меня под щеку. Что-то произошло и с ней, и со мной. Человек и камень вошли в контакт, в соприкосновение, не телесное, но духовное, в единение, не физических оригиналов, но их тонких голограмм.
– Возможно
