и брюки Колина. Вернулась за стол, разложила на коленях юбку и ловкими пальцами продела нитку в иглу.
— Ну, что мы все о плохом, Микки? — сказала она с улыбкой.
Желая исправить свою оплошность, я перевел разговор на Гарри и его успешное обучение в госпитале. Следующие пару часов мы с ма болтали то о ее подругах, то о прихожанах и священниках церкви Святого Патрика. Разговаривали о моей работе — а мне было что рассказать. Ма смеялась до слез, услышав историю о налете полиции на бордель на прошлой неделе, когда трое клиентов сбежали через заднюю дверь публичного дома в чем пришлось: напялили на себя едва доходившие им до колена юбки проституток.
— Да хранит тебя Господь, Микки! — проговорила ма, вытирая глаза концом передника, сложила заштопанные вещи в стопку и поднялась. — Рассказчик из тебя хоть куда.
— Твоя школа, — усмехнулся я.
Она отмахнулась от комплимента, но мы оба знали: это правда.
Родная мать всегда читала мне вслух, а ма Дойл по вечерам, когда мы собирались вокруг ее кровати, рассказывала ирландские легенды. Она обладала удивительным даром: ее слова взмывали в воздух подобно блестящим звонким монетам, заставлявшим нас забыть о чувстве голода после скудного ужина. Ее голос снижался до шепота, когда она повествовала о великих воинах — Кухулине и Финне Мак Кумале, и поднимался ввысь, когда рассказ доходил до фей, мучивших Джонни Фриля. Лишь много позже я понял, что именно эти мифы пробудили во мне тайную гордость за свое происхождение. Одна из любимых моих историй описывала приключения великана Финна Мак Кумала, который пересек горы, чтобы убить гиганта Кухулина огромной дубинкой в его собственном доме. Жена Кухулина, Уна, была женщиной умной. Она подсказала мужу забраться в детскую кроватку и, когда на пороге появился Финн Мак Кумал, попросила его присмотреть за ребенком. Финн, глянув в кроватку, тут же выскочил из дома, ужаснувшись: если уж дитя его врага — настоящий колосс, каков же сам Кухулин?
Персонажи древних ирландских эпосов всегда были умными и могучими героями, хотя порой совершали откровенно глупые поступки. Ма рассказывала блестяще, и мы каждый раз внимали ей с тревожным ожиданием. Белинда как-то заметила, что ее истории стали для меня неоценимым подспорьем для написания окончательных рапортов по раскрытым делам. Возможно, она была права, хотя мои отчеты выстраивались совсем не так, как сказки ма или романы той же Бел: начинались они будто с середины, а фрагменты сменяли друг друга бессистемно, словно тяжелые капли срывающегося дождя.
На улицу опустились пропитанные туманом сумерки, и я встал помочь ма вытереть посуду.
— Как твоя мисс Гейл? — поинтересовалась она.
Дойлы о Белинде знали, хотя и не были с ней знакомы — а все обещание Бел, которое она дала своему недоверчивому и заботливому отцу перед его кончиной. Уже почти три года мы не афишировали наши отношения. Только прошлой весной, когда случилась серия убийств на реке, нам пришлось приоткрыть завесу тайны самым близким друзьям, и то лишь потому, что Бел нуждалась в защите Скотланд-Ярда.
— Она сейчас в Эдинбурге, но через несколько дней вернется. Ее двоюродная сестра упала и сломала лодыжку, так что Бел пришлось мчаться к ней на помощь.
— Добрая женщина, — заметила ма и тут же нахмурилась, словно ее посетила тревожная мысль. — Значит, она возвращается железной дорогой?
— Мне это тоже не слишком нравится, — кивнул я.
— Ничего, Микки. Я считаю, что все будет в порядке. Крушения поездов сейчас случаются не так часто, как раньше. — Ма пристально посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, мы скоро с ней познакомимся.
— Конечно, — пообещал я и положил на полку последнюю чашку.
Ма забрала у меня полотенце и улыбнулась.
— Что ж, уже поздно…
— Да, пойду, пожалуй.
Сняв пальто с вешалки, я чмокнул ма в щеку, поклялся поговорить с Колином, как только представится возможность, и вышел на лестницу. Спустившись, краем глаза заметил неясную тень в переулке. Возникло чувство, что ко мне подкрадываются сзади. Положив руку на рукоять дубинки, я оглянулся.
Стоящий за спиной человек поднял руки.
— Это всего лишь я…
Колин слегка запинался — похоже, выпил две, а то и три кружки эля, — но все же за речью старался следить. Подойдя ближе, он опустил руки и сунул их в карманы пальто. Вечерний бриз с реки, припахивающий дымком и свежим мясом с бойни, взъерошил кудрявые волосы парня.
Должно быть, поджидая меня, он некоторое время прятался в переулке. Вспомнив разговор с ма и ее тревогу, я постарался говорить мягко.
— Почему ты убежал, Колин? Мне так хотелось с вами посидеть как полагается…
— М-м-м. — Парень передернул плечами, будто перемещая тяжелый груз. — Элси вечно на меня ворчит, как чертова мегера. — Последнее слово вышло смазанным. — Ждал тебя, чтобы передать сообщение.
Я с Колином согласиться не мог. Какая мегера? Элси за него переживала точно так же, как и ма, только проявлялось ее беспокойство несколько иначе. Все же от Колина попахивало виски, а не элем, и, глядя в его упрямые глаза, я начал понимать: повод для тревоги и вправду есть.
Немного переместившись, я заставил парня отступить так, что теперь свет из окна расположенного рядом с домом паба падал на его лицо. Давненько не видел Колина вблизи, зато хорошо помнил, каким он был в шесть лет: худощавым светловолосым мальчишкой со сверкающими любопытством глазами. Было время, когда я учил его вырезать деревянные свистки и вязать стопорные узлы, которые в жизни не соскользнут.
Глаза у него и сейчас были ярко-синие — такие же, как у старшего брата, хотя Пэт никогда не смотрел на меня с подобной опаской.
— Только не ругайся, хорошо? — буркнул Колин.
— Похоже, что вот-вот начну? — не повышая голоса, спросил я.
Парень скорчил гримасу, и я вздохнул:
— Уговорил, не буду. Что за сообщение?
— От О’Хагана.
О’Хаган…
Всего-то три слога, а я вернулся на тринадцать лет назад, когда был одним из боксеров одиозного ирландца. Кулачные бои без перчаток проходили в подземном помещении — тесном загоне под лестницей, где земляное покрытие пола не успевало впитывать пролитую кровь и лужи дешевого виски. Я бился за О’Хагана до того памятного вечера, когда он приказал мне сдать бой. Я тогда взбрыкнул и совершил глупый поступок, почему потом и бежал из Уайтчепела. Ночевал на улицах, пока более-менее не встал на ноги.
— Почему он послал тебя? Почему не явился сам?
Я презрительно ухмыльнулся, дав Колину понять, что мне отвратительно трусливое поведение О’Хагана.
— Он знает, что ты когда-то у нас жил, — пробормотал Колин, оглянувшись
