Книга О помыслах - Евагрий Понтийский

Весьма разнообразным и изобретательным на обольщение кажется мне бес сребролюбия. Часто он, утесняемый крайним отречением [от мира], сразу прикидывается рачительным и нищелюбивым: он радушно принимает еще не появившихся странников и отправляет [инока] на служение к другим нуждающимся — посещает темницы города, выкупает продаваемых [пленников и рабов], прилепляется к богатым женщинам, показывает им, кому [из нуждающихся] следует благострадать, а также советует другим [из богачей], туго набившим кошелек, отречься [от мира]. И таким образом постепенно обольщая душу, он опутывает ее помыслами сребролюбия и передает ее бесу тщеславия. А тот приводит множество [людей], прославляющих Господа за такие рачительные [слова и поступки подвижника]; некоторые [из них] мало-помалу заводят между собой разговоры о [его священстве]; затем [бес] предсказывает его кончину, как уже сущего во иереях, и присовокупляет, что ему не избежать [священства], даже если он приложит тысячу усилий для этого. Так многострадальный ум, заключенный в узы этих помыслов, вступает [в мысленную] брань с теми из людей, которые [якобы] не принимают [его избрания в священника], а охотно признавших [его он также мысленно] осыпает дарами и одобряет их за благоразумие; некоторых же возмутившихся [против него] предает судьям и требует изгнать их из города. Когда эти помыслы находятся уже внутри [ума] и вращаются [там], то сразу же предстает и бес гордыни, постоянно изображающий молнии в воздухе келлии, посылающий крылатых змиев и, наконец, он делает так, что [подвижник] лишается ума. Но мы, помолившись о погибели этих помыслов, с благодарением будем жить вместе [с братией] в бедности. «Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем… вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1Тим 6.7–8), помня, что сказал [еще Апостол] Павел: «Корень всех зол есть сребролюбие» (1Тим 6.10).

22. Разрушительные следствия задерживания злых помыслов в душе

Все нечистые помыслы, задерживаясь в нас по причине страстей, низводят ум «в бедствие и пагубу» (1Тим 6.9). Ибо как мысль о хлебе задерживается в голодном по причине голода и мысль о воде в жаждущем по причине жажды, так и мысли о деньгах и [многих] стяжаниях задерживаются [в человеке] вследствие корыстолюбия, а мысли о яствах и скверные помыслы, рождающиеся от яств, задерживаются [в нем] вследствие [соответствующих] страстей. Подобное же [соответствие] можно обнаружить, если [рассматривать] помыслы тщеславия, а также другие [сходные] мысли. И невозможно уму, удушаемому такими мыслями, предстать пред Богом и увенчаться «венцом правды» (2Тим 4.8). Увлекаемый долу такими мыслями трижды несчастный ум, [как сказано] в Евангелиях, отказался от трапезы Боговедения. Также и связанный по рукам и ногам и брошенный «во тьму внешнюю» имел одеяние, сотканное из тех же помыслов, которое Звавший признал недостойным подобных брачных пиров (Мф 22.11–13), потому что брачное одеяние есть бесстрастие разумной души, отвергнувшей «мирские похоти» (Тит 2.12).

А о том, какова причина того, что задерживающиеся [в уме] мысли о чувственных вещах разрушают ведение, — об этом сказано в «Главах о молитве».

23. Необходимые условия для жизни отшельнической

Пусть никто из отшельников не удаляется подвизаться в одиночестве с [чувством] гнева, скорби или гордости, и пусть никто не убегает от братии, терзаемый подобными помыслами. Ибо вследствие таких страстей [с монахами] случаются и помешательства, когда сердце [переходит] от одной мысли к другой, затем — к третьей и четвертой, и таким образом постепенно погружается в трясину забвения. Мы знаем многих братий, попавших в такое кораблекрушение, тогда как другие посредством слез и молитвы возвращались к жизни человеческой. Некоторые же, прияв необратимое забвение, не имели более силы вернуться в [свое] первое состояние, и мы, несчастные, и до сего дня наблюдаем кораблекрушение наших братий. Это несчастье чаще всего случается по причине помыслов гордыни. Когда кто-нибудь начинает отшельничать, имея такое состояние [души], то прежде всего он видит, как воздух келлии становится огненным, а ночью стены ее озаряются молниями; затем слышатся голоса [неких] преследователей и преследуемых, в воздухе запечатлеваются образы колесниц вместе с лошадями, все жилище наполняется эфиопами — увидев это, он приходит в смятение. И тогда [на монаха] нападает крайняя трусость, его охватывает помешательство, он делается надменным и от страха забывает о [своем] человеческом состоянии. Поэтому необходимо со многим смиренномудрием и кротостью предаваться отшельничеству, а душу такого [впавшего в прелесть инока] утешать духовными речами и обращаться к ней со словами святого Давида: «Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его: очищающаго вся беззакония твоя, изцеляющаго вся недуги твоя, избавляющаго от истления живот твой, венчающаго тя милостию и щедротами» (Пс 102.2–4). С такими и им подобными словами следует обращаться к этой душе [и внимательно следить за ней], подобно тому, как во время праздника мать постоянно следит за своим чадом, чтобы никто из злоумышленников не похитил его. Особенно следует усиленно молиться за такую душу, призывая ее ко Господу.

24. О невозможности восприятия сразу двух помыслов

Бесы не все сразу искушают нас и не в одно и то же время помыслы [их] набрасываются на нас, потому что [нашему] уму не присуще в одно и то же время воспринимать сразу представления о двух чувственных вещах. Ибо мы уже говорили в семнадцатой главе о том, что никакой нечистый помысел не возникает в нас без чувственной вещи. Если же наш ум, будучи весьма стремительным в [своем] движении, сочетает помыслы друг с другом, то на основании этого не следует считать, что все [эти помыслы] возникли в одно и то же время. Ибо то же самое совершает и гончарный круг, когда он в силу своего стремительного движения соединяет вместе два камушка, до этого расположенные на противоположных концах его диаметра. Ты можешь вообразить в [уме] своем лицо отца своего и проверить, останется ли оно, когда внутри тебя появится другое [воображаемое] лицо, или это другое лицо возникает только тогда, когда исчезает первое. Ибо если возможно в одно и то же время воспринимать [в уме] и представление о золоте, и представление об обидчике [своем], то это значит, что мы одновременно попадаем в руки и беса сребролюбия, и беса памятозлобия, — а это уже относится к области невозможного, потому что, как я уже сказал, наш ум не способен сразу воспринимать и представление об обидчике, и представление о золоте. А поэтому необходимо во время искушений пытаться перевести ум от [какого-либо] нечистого помысла к другому представлению, а затем и к третьему — и таким образом избежать [зоркого ока] того злого надсмотрщика. Если