– теперь она доложит грантессе и все его старания пойдут насмарку.
- Бесстыдница! Как только посмела соблазнить этого ребенка! – глаза Божели пылали праведным гневом, направленным на побледневшую служанку, не знавшую что ей сейчас делать. Одеваться или бежать? Но как побежишь, если Божели стоит на пути возможного бегства, загораживая выход из сенного сарая? Впрочем, голой выбежать во двор было еще более неподобающе.
Да, служанка была совершенно голая, а вещи ее нехитрого гардероба оказались разбросаны по всему усыпанному сеном полу сарая.
- Это ужасно! Ребенку двенадцать лет! Как только тебе могло прийти это в голову, срамница!
Да, юному Эрве было, по мнению окружающих, двенадцать лет. По крайней мере, так он всем говорил. И все, кстати, верили. Почему бы и не поверить, если мальчик действительно выглядел на двенадцать лет? И ростом, и сложением, и милым детским личиком. Хотя на самом деле Эрве уже стукнуло восемнадцать. Просто выглядел он очень молодо, чем почти всегда пользовался, когда это было ему выгодно.
По роду своей деятельности Эрве был профессиональным авантюристом. Сбежав из дома пять лет назад, он после нескольких месяцев бродяжничества оказался в имении старого грасса, уже немного выжившего из ума. То ли Эрве ляпнул что-то невпопад, то ли грасс плохо расслышал его слова, но старик решил, что Эрве незаконнорожденный сын казненного эрграсса Колине, одного из руководителей подавленного несколько лет восстания местной знати. А так как старик сочувствовал проигравшей стороне и даже чем-то ей помогал (сам не участвовал по причине возраста), то решил принять участие в судьбе юного бастарда.
Что мог дать старый грасс приблудному мальчику? Конечно то, что отличает любого благородного от плебса. Умение волхования, иначе – магии, как называет плебс это действо. На счастье, Эрве имел задатки к обучению. Отец его был вольным камнетесом, не бездарным виланом каким-нибудь. Впрочем, виланы тоже разные бывают. Чаще – не способные ни к какой маломальской магии. Но и те, в ком есть магические непробужденные задатки, тоже нередко встречаются. Не все господа желают тратить время и силы на подавление, точнее, полное уничтожение таких задатков среди своих илотов. Да и не всегда удается намертво их вытравить так, чтобы те не могли передаваться детям по наследству.
Эрве повезло, и в течение года старый грасс сумел многому обучить мальца. А затем взял и умер. Старый уже был. Эрве, конечно, очень расстроился. Привязался он к старику, поэтому, покидая поместье, прихватил на память о старом грассе кое-какие золотые побрякушки.
А заодно уяснил и ту истину, что лучше жить хорошо и богато, нежели плохо и бедно. Бедность ему теперь не грозила, только возникла проблема с возрастом. В свои пятнадцать лет он выглядел одиннадцатилетним мальцом, которого не грех и ограбить, что вскоре и произошло. А без денег и золота Эрве снова ждала жизнь нищего бродяжки. Поэтому Эрве, вспоминая, как хорошо ему жилось у старого грасса, снова назвался незаконнорожденным сыном эрграсса Колине.
Но ума у подростка, которому только-только исполнилось пятнадцать лет, оказалось недостаточно, чтобы понять, что не все люди сочувствуют разбитым заговорщикам. Есть и те, кто оказался в числе победителей. А вероятность нарваться на победителей больше, чем возможность найти сочувствующих побежденным.
В подвале тюрьмы, где оказался Эрве, парень выбрал меньшее из двух зол. Ведь сына одного из предводителей восстания, пусть даже всего лишь бастарда, ждала если не казнь, то уж пожизненное заключение наверняка. Поэтому Эрве пришлось покаяться и рассказать о себе правду. Не всю, конечно. Свой возраст он уменьшил, благоразумно сообщив, что ему двенадцать лет.
Ведь по закону преступников, которым исполнилось шестнадцать лет, ждала виселица. Тем, что ему тогда было только пятнадцать, Эрве не обольщался. Сейчас пятнадцать, а через год, когда должен закончиться тюремный срок, ему уже будет шестнадцать. То есть к тому времени Эрве официально станет совершеннолетним и, следовательно, по букве закона ничто не помешает ему на эту виселицу отправиться.
Уменьшив свой возраст, через год он благополучно вышел из тюрьмы. Конечно, со следами плетей на спине и с выжженным клеймом с изображением вороны на левой стороне груди. Ворона, как известно, воровка по своей натуре, вот потому и клеймо такое.
Год, проведенный в тюрьме, добавил парню ума. Теперь он, уйдя подальше от негостеприимных мест, решил продолжить свою игру, но выбрав в качестве своего отца грасса, нейтрального в вопросах политики. Умершего, конечно, на тот момент.
Уловка сработала, и двенадцатилетний (именно так он и выглядел, тем более что питание в тюрьме очень этому способствовало) бастард больше полугода водил за нос местных грассов. А потом ему опять не повезло. Через эти края проезжал младший брат умершего, который очень удивился тому, как это у его брата мог родиться такой белокурый и синеглазый сынишка. В их роду все мужчины были черноволосыми и черноглазыми.
И Эрве снова отправился на год в тюрьму. С той только разницей, что плетей он получил сразу же, как и клеймо со второй вороной. А две вороны на левой стороне груди дело гиблое. Потому что, как только Эрве исполнится шестнадцать, и его снова поймают, то о виселице можно будет только мечтать. Вместо нее дважды заклейменных ждала казнь на колу.
Одно было хорошо – Эрве до сих пор молодо выглядел. Лет на двенадцать-тринадцать. Чем он и решил снова воспользоваться. Только теперь, памятуя о прошлых неудачах, молодой авантюрист выбрал вдовую немолодую грантессу, представившись на этот раз уже не бастардом, а самым что ни на есть настоящим грассом. Эрве выдумал родовитого отца, чьи владения якобы располагались далеко на западе – в Силетии, и который погиб во время штурма их родового замка, а самому мальчику, дескать, удалось спастись.
Главное, что никто не мог проверить подлинность его рассказа. Ведь Силетия была далеко, и вряд ли кто знакомый с тамошней жизнью мог навестить вдовье поместье. А если бы и навестил, то мало ли в Силетии грассов? Всех не упомнишь. Была еще одна причина, по которой
