руками и плотно прижав ее ко рту, чтобы звук ее рыданий не был слышен свекровке, девушка плакала.
К вечеру, поднялась у Аленки температура. Трясло, лихорадило, казалось вот-вот и богу душу отдаст. Петр не на шутку испугался, кинулся мать будить. А мать и не спала, на пороге сидела и семечки щелкала.
— Мамо! Там Аленке совсем плохо! — Быстро заговорил Петр.
Та на сына, как ни в чем не бывало, посмотрела и спокойно сказала:
— Ничо страшного. Попустит, а если нет, ну чтож, значь судьба такая. На Маруське женишься, молодой еще. — И продолжила семечки лузгать.
— Мама!!! — Опешил Петр. — Да как Вы… Ай… — Парень махнул рукой и побежал в комнату к жене. Взял ее на руки и пошел из хаты.
— И куда? Куда несешь то ношу эту? Да на ночь глядя? — Слегка удивленно, но в тоже время, ликуя, видя беспомощность Аленки, прошипела Алевтина.
Петр ничего не сказал, молча, нес. У друга его, мать, поговаривали, знахаркой была, помогала людям, травами лечила, может и тут сможет, что нибудь сделать?
— Микола! Микола, мати буди! — Кричал Петр, стоя у калитки с полуживой Аленкой на руках.
Друг, без лишних слов, открыл дверь выбежал и помог затащить в дом Аленку.
— Мамоооо! Рятуй! Тут Петр… Аленку принес, плохо ей, совсем!!! — Закричал Микола на всю хату.
— Ой лышенько, бежу, бежу дети!
— Рятуйте, Станислава Богдановна! — Стоя на коленях, взмолил Петр пожилую женщину.
Та стоя в одной сорочке, оглядела внимательно Аленку, вздохнула и сказала:
— Жене твоей, Петя, Я помогу, а вот дитятя не спасу. Поздно, кровотечение. Уходит… Ушло дите. Ты уж выбачай.
Дала она порошков каких-то Аленке. Потом, приказала хлопцам убраться из хаты и спать в сарае, и чтоб пока сама не позовет, в хату никто не входил.
Отварами напоила ту, компресами обложила, пошептала чего-то, свечами поводила над ней, яйцами покатала. Та вроде получше стала, но спала, в сознание не приходила.
— Ой, Аленушка, дочка. Что ж это такое с тобою? — Причитала Станислава, пододвигая стул поближе к кровати, на которой лежала Аленка.
— Я — то понимаю, кто да что, да только… ой, жалко — то как, а ведь сыночек это был. И уж… не маленький он был…ой… — Говорила знахарка, выжамая тряпку для компресса.
— Собачи очи дыму не бояться, а ей хоть и сцы в глаза, а скажет божа роса. Грех, то какой, грех!
Так всю ночь и просидела Станислава у Аленкиной кровати, меняя компресы, отпаивая травами, шепча заговоры, водя над ней свечками да причитая по — матерински, жалея.
Утром, Аленка открыла глаза.
— Тетя Станислава… — Слабеньким голосочком прошептала девушка. Знахарка слегка задремала но, услышав голос, тут же открыла глаза.
— Аааа, Аленушка, родненькая, проснулась, деточка. — Улыбнулась женщина, — Вот и славно. Вот и хорошо. Я пойду Петра позву.
— А что слу… — Хотела спросить Аленка, да только Станислава показала ей жестом, что молчи, силы береги.
— Петруша! — Позвала знахарка парня.
— Как она? — С надеждой в глазах спросил Петр.
— Та все хорошо будет. Только ты ей ниче пока не говори и вообще, пусть она у меня несколько дней побудет, а как окрепнет, то домой заберешь. Добре? — И Станислава положила парню руку на плечо.
Парень кивнул в знак согласия.
— Ты много говорить ей не давай и сам особо ничего не спрашивай. Ну, иди, иди к Аленушке, ждет ведь.
Петр пошел к жене. А Станислава Богдановна многозначительно посмотрела на сына Миколу, уставшими глазами. Миколе очень Аленка нравилась, да и сама Станислава, была бы очень рада такой невестке, но вот как судьба распорядилась, а они кто? Просто люди. Просто очень хорошие люди.
— Что сынок? — Обратилась знахарка к сыну. — Зато по совести живем и чести, а это главное. По справедливости!
Слабая и бледная Аленка лежала на кровате под большим пуховым одеялом. Ее тонюсенькие ручонки тянулись к Петру. Сухими губами она пыталась что-то сказать, но Петр запретил ей разговаривать и добавил слова Станиславы, что силы беречь надо.
Петру было не по себе от одной мысли, что он мог потерять любимую жену. Чтобы спрятать выступающие слезы, парень перевел взгляд в угол и увидел окровавленную рубашку Аленки и алюминевый тазик рядом, с кровавой водой. Он понял, что все-таки, сына у него не будет. К горлу подступил ком злости на мать, своей беспомощности и глупости, что не уберег жену и ребенка, а какой ведь клятвой клялся, когда венчались.
— Ну что? Поговорили, дети? — В дверном проеме появилась Станислава.
— Ты Петя, на работу иди. Не переживай, не думай ни о чем, а Я за Аленкой присмотрю. — Сказала женщина и направилась в угол, где лежала окровавленная рубаха Аленки. Подняла ее, замотала в цветастую ткань и крепко на узел завязала.
— Не знаю как Вас, и благодарить, Станислава Богдановна. — Всплеснул руками Петр.
— Та, что ты? Что ты? — Отмахнулась знахарка и, взяв Петра под локоток, повела на выход.
— Слушай меня, Петя, внимательно слушай и запоминай. Смотри, ни слова не упусти из речи моей. — Монотонно, прямо в ухо говорила парню женщина.
Они вышли в «светлую», знахарка остановилась и посмотрела Петру прямо в глаза:
— Аленку любишь?
— Что за вопросы такие, Станисла…
Но женщина рукой показала, чтобы Петр не перебивал и слушал дальше:
— Ну, а ежели любишь, то за нее постоишь и никого не пожалеешь и не убоишься?
Тот кивнул.
— Ну, тогда вот что… — Очень тихо и вкрадчиво, заговорила Станислава Богдановна. — Пойдешь в соседнее село. Там спросишь у людей, но думаю, если внимательно слушать меня будешь, то сам дорогу верную найдешь. Живет там на самом краю, почти около леса, Евдокия Мохрина, очень сильная ведьма. Не людимая, характерная, не каждого допускает и не каждому помогает, но ты постарайся ей понравится, разжалобить. Подарок ей принеси какой-то, хороший, стоящий, что-то ценное. Говори очень вежливо, а то даже слушать тебя не станет. Она все видит, все знает и про каждого. Говорят, из такой беды вытащить может, из которой никто не поможет. Сила ее велика. Креста на ней нет, и никогда не было. Она с бесами знается. Только не испужайся!
— А Вы ведь… тоже помогаете людям? — Удивленно спросил Петр. Странно было ему, что известная в селе знахарка, посылает его к ведьме на поклон, да за помощью еще и в другое село.
— Петруша, на мне крещение православное, крест да житие по заповедям! — Строго сказала знахарка. — Так что не искушай. Я по заповедям живу, коли, по одной щеке ударят, другую подставлю. Так что тут, в делах
