Книга Перламутровая чешуйка - Ник Такаранов

Плотнее закутавшись в шкуры, Рин прислушался, постаравшись выкинуть из головы мысли об упущенных монетах: сегодня ночью ему предстояло обмануть маму ещё раз…

Глава 3

Ночная птица, тяжело взмахнув крыльями, взлетела с прибрежного куста, оставив после себя качающиеся ветви, и вновь полетела на облёт территории. С лёгкостью удерживая в воздухе своё массивное тело бронзового с прозеленью оттенка, она зорко высматривала в зеркале воды, иногда подёргивающемся рябью от ночного ветерка, всплески, создаваемые косяками рыб. Наконец, видимо что-то углядев, ночной охотник с силой взмахнул двумя парами крыльев, расположенными одни над другими, и, поднявшись на ещё большую высоту чем та, на которой он был до этого, камнем ринулся к воде.

На последних секундах до погружения в воду широко растопыренные крылья и хвост птицы окружило сине-зелёное поле, делая те похожими на своеобразные плавники, и пернатый хищник, направив крылья перпендикулярно поверхности озера, практически бесшумным клином вошёл в воду. Через несколько мгновений он также быстро, как и нырнул, выскользнул из воды, неся в когтях три приличного размера рыбины, и, вновь взмахнув четырьмя крыльями, уже потерявшими схожесть с плавниками, скрылся во тьме ночи.

Когда над Рином бесшумной тенью пронёсся озёрный неясыть, тот вздрогнул, опасливо огляделся, и, зябко поёжившись — ночью на озере всегда было холодно, продолжил путь. Ускользнуть из дома получилось неожиданно легко. Только в последний момент, когда мальчик уже почти открыл дверь, Лира беспокойно заворочалась, и Рину пришлось застыть безмолвной статуей, дожидаясь пока женщина вновь крепко уснёт.

Пара пройденных улиц — и вот уже впереди расстилается небольшая рощица, с одной стороны оканчивающаяся обрывистым берегом. Пройти через неё, а дальше, за зарослями льна, та самая скала, около которой он поймал сойку.

Рин уже миновал рощу, пройдя по старой полузаросшей тропинке, и собирался обогнуть по неширокой дуге бурьян, чтобы не ползать в темноте по высоким зарослям, но, резко передумав, нырнул в стебли льна и затаился. От цели его путешествия, небольшой полянки, мальчика отделяли жалких полсотни метров, и еле слышимые с такого расстояния звуки, напоминавшие какой-то разговор, ясно свидетельствовали о том, что если Рин пойдёт туда сейчас, на месте он будет не один.

Аккуратно, насколько это позволяли обволакивающая со всех сторон ночная темнота и мешающие незаметному продвижению заросли промыслового для острова растения (которое при этом росло настолько быстро, что чихать хотело на всякие промыслы и давно бы стало сорняком для Лиодора, если бы не привязанность к одной конкретной территории), незадачливый рыбак подобрался к краю стихийного поля полезной травы.

Здесь льняной бурьян резко оканчивался полянкой, с двух других сторон ограниченной берегами озера и с последней — скалой причудливой формы, являющейся чем-то вроде достопримечательности острова. Этот мыс в своё время пытались приспособить под свои нужды чародеи княжества, но ощутимых успехов не добились, выяснив лишь, что близ скалы располагается самый низкий магический фон и лучший на озере и в ближайших окрестностях лён. Взаимосвязи между этими двумя событиями мэтры волшебных искусств не нашли, потоптались ещё с недельку для виду и уплыли поближе к благам цивилизации: до нормального города деревеньке на Лиодоре было ещё очень далеко.

Сейчас у скалы, тёмным силуэтом выступающей из воды на фоне чуть более светлого неба, возились две фигуры переговаривавшиеся-переругивавшиеся между собой на языке, чем то напоминающем собой шипение змей. Разговор велся на повышенных тонах, но теперь становилось понятно, почему ранее он показался Рину таким тихим: преобладающие шипящие и шелестящие звуки в речи двух незнакомцев влёгкую перемешивались с вездесущим ночным ветерком и таким образом гасили общую громкость.

Пока мальчик, боясь выдать себя лишним шорохом, напряженно высматривал лица, скрытые, как и вся фигура, под широкой тёмной накидкой, один из спорящих скинул капюшон, и силуэт поменял свой пол с неопределённого на мужской с интересной особенностью. Голову неизвестного венчали рога, чем-то похожие на оленьи. Выходя чуть выше того места, где находились заострённые уши, они разветвлялись на два видимых даже при скудном освещении от мерцающей в небе луны отростка, и заканчивались третьим, у самого основания имея уклон назад и оканчиваясь на десять сантиметров дальше и на пять выше головы.

Это явно был кто-то не из деревни. Если изначально у Рина ещё нет-нет, да и проскакивала мысль, что это пара перебравших самогона рыбаков, днём услышавших о его улове, а ныне двух слов не могущих связать, то теперь она была отметена окончательно. Не бывает обратной белочки, чтоб трезвому виделось то, что должно видеться пьяному, как не бывает и рогатых людей. Тем временем вторая фигура также сняла капюшон.

Луна, окончательно заскучавшая мелькать среди облаков, выкатилась на открытое пространство, ярче осветив местность под собой холодным белым светом и сделав лицо второго мужчины на несколько тонов светлее. У него рогов уже не было, как не было, впрочем, и молодости первого: спутник рогатого явно был старше своего подельника. Пока Рин рассматривал странных посетителей примеченного для ночной рыбалки местечка, те, похоже, пришли к согласию. Не одевая уже капюшонов, двое мужчин подошли к скале, и тот, что был старше, начал творить то, что можно было охарактеризовать только одним словом. Магия.

Пожилой, взмахом наказав рогатому отступить, выставил вперёд обе руки ладонями вперёд, а затем, набрав воздуха в грудь и расправив плечи, резко выдохнул, чтобы в тот же миг разразиться тирадой, состоящей сплошь из шипения, как если бы не человек стоял сейчас на поляне, а огромная змея, потехи ради сменившая облик.

Рин не видел лица заклинателя, так как всё еще продолжал лежать в траве на том же месте, от смеси испуга, удивления и восхищения забывая порой как дышать, но и глядя со спины многое можно было рассмотреть.

Руки, выставленные в сторону скалы, по ходу зачитывания заклинания начали тускло светиться, постепенно разгораясь всё ярче и ярче, освещая пространство вокруг скалы синеватыми всполохами творимой волшбы. Черты старика, а теперь видно было, что это старик, начали заостряться, на голове иллюзорной дымкой замерцали рога — длинный без ответвлений слева и обломанный от середины — справа, вокруг уже нестерпимо сияло от разлитой в округе энергии почему-то василькового цвета, как вдруг, с громким хлопком, всё светопредставление разом прекратилось.

Будто и не было только что пламенного змеиного спича, эмоциональности которого позавидовали бы