Глава 3
Еленка
Подъезжаю к особняку. Красивое место. Особенно сейчас в сполохах красного, желтого, зеленого. Забираю подарки и иду в дом. Более чем уверена, хитрые мелкие индейцы меня уже засекли.
И точно едва я оказываюсь внутри, как меня едва не сбивает с ног маленький ураган:
— Моя Леночка приехала! — раздается звонкий, детский голосок, и малышка виснет на мне, так что мне приходится бросить пакеты на пол.
Она ловко устраивается у меня на руках, показывая, что спускаться не собирается.
— Ты почему так долго не приезжала? — ее строгий вид в сочетании с очень правильной речью смотрится уморительно.
Как будто меня отчитывает маленькая учительница.
И тут же на красивом личике застывает печальное выражение.
— Ты меня совсем-совсем не любишь? — тихо, с надрывом спрашивает мелкая манипуляторша.
И так жалобно это звучит, что хочется заплакать.
Но я тоже не лыком шита.
— Даже не знаю, — тяну я задумчиво.
Бровки нахмуриваются, и маленькая учительница возвращается.
— То есть как — "не знаю"? — голос опять звучит строго.
Опускаю ее на пол и решаю прекратить детские мучения:
— Не знаю, люблю ли я тебя вот так сильно, — развожу руки в стороны так широко, как только могу, — Или вот так сильно-сильно.
При этом стараюсь развести руки еще шире. Кажется, даже что- то хрустит.
Лицо Веры озаряет счастливая улыбка.
— А что ты мне купила? — и она мгновенно переключившись, уже снует по пакетам, отбирая то, что по ее мнению, я собираюсь ей подарить.
— Привет, Лен! — здоровается со мной Матвей.
Он после того, как пошел в школу, старается держаться как взрослый.
Пока помнит об этом. К счастью, это длится не долго.
— Смотри, это тебе, — ловко вытягиваю из цепких пальчиков Веры один из пакетов и достаю металлический конструктор, в котором можно собирать машины, танки, даже стул.
В нем много мелких деталей — планок, болтиков, гаечек. И даже маленькие инструменты. Совсем как настоящие.
— Тебе это брать нельзя! — строго говорю Вере.
— Да, да, я не буду, — важно кивает головой она, — там такие штучки маленькие. Вдруг проглочу и попаду на небушко. И вы все будете плакать. Я не хочу, чтобы вы плакали.
В недоумении смотрю на малышку. Вот откуда она это берет?
— Я послушная, Лена. Я не буду брать.
— Умница! — хвалю я ребенка.
Мы собираем разбросанные коробки и идем в гостиную. Там на диване с газетой расположился хозяин дома. Первое время, не понимаю, что мне кажется странным. А потом до меня доходит — он в очках! Даже сейчас, разменяв четвертый десяток, этот мужчина выглядит так, как будто его разрывают для рекламы трусов или рубашек модельные агентства. Но в очках я его вижу в первый раз. У нас с ним странные отношения. Иногда мне кажется, что мы терпеть друг друга не можем. А иногда он оказывается почти человеком. Не знаю, как мама с ним уживается. Я бы себе такого не выбрала.
— Здравствуйте, Сергей Владимирович! — мурлычу довольно, — А что это у Вас на носу? Очечки? Н-да-а-а… Старость не в радость. Так, глядишь, и песок скоро посыпется.
Он отрывается от чтения, окидывает меня взглядом с макушки и до пяток.
— Надо было попросить, чтобы тебя перевели на Дальний Восток учиться. Как там Ломоносов перед университетом? Стоит еще? Или ты его тоже на какие-нибудь бои оттащила?
Я бы конечно нашла что ответить, но тут в гостиной появляется мама. И нам с отчимом ничего не остается, как мило улыбаться друг другу. При ней мы соблюдаем нейтралитет. Никто из нас не хочет ее огорчать, поэтому мы старательно терпим друг друга.
— Наконец-то! — она быстро целует меня в щеку.
— Сереж, ты мясо пожаришь?
Он отвлекается от газеты и отвечает:
— Так там же холодно.
— Поесть мы можем и в доме. А дети все равно бегают, не замерзнут. Да и воздухом подышат.
Глава крупнейшего холдинга откладывает газету и покорно отправляется на улицу жарить любимой жене мясо.
Мы с ребятней одеваемся потеплее и тоже выходим к мангалу. Мама помогает Сергею, а я с Матвеем и Верой гуляю по саду. И даже на расстоянии замечаю, как Сергей успевает и жарить мясо, и тискать маму. А она очень уж неохотно уворачивается. Еще чуть-чуть и нас отправят смотреть мультики, а сами займутся чем-нибудь интересным. Меня это не раздражает. Они выглядят очень гармонично вместе. И счастливыми.
— Ура! Кир приехал! — Матвей забыл, что он взрослый, и со всех ног бросается к Гордееву — племяннику отчима.
Я знаю, чем вызвана эта радость. Он хочет подпрячь Кира для сборки конструктора, потому что Сергей этим заниматься не будет. У того правило — сын все должен делать сам.
Видно, что Кир только что из офиса. Он в костюме, при галстуке, в пальто. Одежда безукоризнена, как и сам мужчина. Его мать спихнула на него управление семейным бизнесом два года назад и решила, что ей пора пожить для себя.
Поэтому Кир теперь большой начальник. Сложно представить, что именно с ним связаны мои самые дикие выходки. И что в лицее преподаватели с дрожью вспоминают то время, что мы вместе там учились.
Он тоже меня внимательно изучает. И хотя на мне сейчас джинсы, свитер и куртка, волосы собраны в "конский хвост", а на лице ни капли макияжа, от его взгляда я ощущаю себя первой красавицей.
Он непринужденно подходит и целует меня в щеку, словно вернувшийся с работы муж. Но ни его приближение, ни эти поцелуи не вызывают у меня отторжения. Как и того трепета, что несостоявшийся поцелуй с Платоном.
— Привет, Лен, — он в точности повторяет приветствие Матвея или, вернее, это Матвей копирует его, — Как дела?
Он не отстраняется, ожидая ответа на свой вопрос, продолжая удерживать меня за талию. А мне — мне комфортно. Как в холодный зимний день — с чашкой ароматного какао фабрики "Красный октябрь" и в шерстяных носках, связанных бабушкой. Может, так себя и надо чувствовать с мужчиной?
Почему-то губы сами расползаются в улыбку.
— Нормально, — отвечаю и тут же спрашиваю, — А у тебя?
Он разглядывает мое лицо.
— Теперь, когда тебя увидел, лучше. Как учеба?
— Как у солдата, который спит, а служба идет. Собираюсь в гранте участвовать. Недавно с деканом обшалась. Они с ректором должны обсудить вопрос моего участия. К участию в конкурсе принимаются работы студентов 4 курса. Я не соответствую этому требованию.
— Я уверен, тебе пойдут навстречу. Более того, я думаю, ты победишь.
Расплываюсь в улыбке от уха до
